Цемент

— Как давно я не переживала таких волнующих минут, Сергей!.. Точно на войне или в дни Октября… Хорошо, удивительно хорошо! Ну, а ты? Почему ты такой тусклый?

И ее слова, звенящие радостным возбуждением, были очень далеки: будто слышал их и будто не слышал. Он ответил невнятно, как во сне:

— У меня болит голова…

— Что с тобой?.. Как сейчас может болеть голова, когда кровь кипит и пенится?.. Мы завтра же выгоним на принудительные работы всю эту мерзоту… Ты слышишь, Сергей?

— Не знаю…

— Как это — не знаю? Что ты говоришь?

Сергей стоял с винтовкой в руках и смотрел на толпу, чужой и замкнутый.

А Мехова пошла от него по бурьяну, торопясь и спотыкаясь. Было это или не было? Поля это подходила к Сергею или другой человек? Может быть, не было никого — показалось…

По шоссе громыхали повозки. Пожитки, дети на пожитках, а сбоку возов шли рабочие с женами, Лухава широкими взмахами ног косил бурьян, и волосы у него метались от быстрого шага.

Поля с пылающим лицом подбежала к Глебу.

Он взмахнул рукою.

— Товарищи-и!.. Стройся!..

Коммунисты разорвали круг и бегом, обгоняя друг друга, запрыгали к Глебу.

— А вы, граждане, забирайте свои манатки!.. Шагайте к новым квартирам! Пожили в хоромах — поживите в лачугах. Там, в предместье, вам покажут, где открытые двери.

Люди, обессиленные, сидели на траве, на узлах и были рыхлы, слепы и глухи. Иван Арсеньич оторвался от толпы и первым пошел по траве вместе с Верочкой, и шли они тихо, в ласковой близости, как будто вышли на обычную утреннюю прогулку. Старик улыбался, взмахивал рукою и говорил с нею оживленно и весело. За ним поднялись и зашагали еще несколько человек с узлами и корзинами, потом — еще и еще… Вдруг все заторопились, забегали и стали разбредаться в разные стороны — и на шоссе, и по бурьяну, и обратно в город…

Лухава подбежал к Глебу и, задыхаясь от утомления, заговорил быстро и гневно:

— Сейчас же в партком вместе с отрядом!.. Сегодня в ночь переходим на казарменное положение. Идет бой за горами… Объединенные силы бело-зеленых… Город стоит под угрозой захвата. Бремсберг испорчен… последние рабочие бежали в лесосек. У красноармейцев на бремсберге — потери.

— Что ты мне заливаешь чертову ерунду!.. Бремсберг?.. Тот, который наш?

— Да, тот самый, который наш… Торопись! Сбор у окружкома.

Глеб взволнованно посмотрел на него, отмахнулся от какой-то своей, поразившей его мысли и побежал к отряду.

XII. СИГНАЛЬНЫЕ ОГНИ

1. На страже

Днем, во время строевых занятий, из-за гор далеким громом рокотало дыхание пушек: там, за дымными хребтами, шел бой. Сводный отряд особого назначения готовился выступить на подкрепление. По ночам он в полном составе нес сторожевую службу по охране города.

Днем город пустыми улицами проваливался в тишину, а ночью умирал во мраке. Уже не горело электричество на заводе, и окна квартир были наглухо закрыты ставнями и занавесками. И только по учреждениям да по улицам обыватели таинственно играли бровями при встречах. Слухи и сплетни летали по городу вместе с вихрями пыли, а ветер разносил неосторожные речи по предгорьям и ущельям, где под каждым кустом и камнем таился невидимый враг.

Часть женской организации во главе с Дашей ушла с санитарным отрядом на позиции, а другая часть, под командой Поли, обслуживала коммунистический отряд в казармах и спешно подготовляла отправку семей рабочих на случай эвакуации.

Днем  Глеб  несколько  раз встречал Полю.  Она  без  устали бегала по профсоюзам, предприятиям, учреждениям и бросала женщин во все концы для постоянной связи, чтобы дело держать на ходу, чтобы в случае приказа эвакуировать несколько тысяч женщин и детей.

Поездные составы под парами стояли у завода, на набережных, в предместьях, готовые к погрузке, и шипение паровозов сплеталось со вздохом далекого грома орудий.

Поля не спала уже двое суток, и глаза ее были немного в горячке, а лицо горело тифозным румянцем.

В этот день она урвала минутку, подбежала к Глебу в казарме и засмеялась сухими губами.

— Вот оно, Глеб, настоящее дело!.. Жили — долбили тезисы о профсоюзах и о новой экономической политике… Крутились на ежедневной серой карусели. Глохли и слепли до одури на заседаниях. Плодили бюрократизм. Выветривались, превращались в профессиональных чиновников. Новая экономическая политика… Однажды я слышала, как один водник — водолаз — сказал: «Это новая политика выдумана башковито: вино и пиво, ресторан — распивочно и на вынос. Это я поддерживаю и великолепно голосую»… Нет, Глеб, этого не будет. Нет!..

Глеб засмеялся, любуясь ею.

— Ты не кипятись, товарищ Мехова. Не пройдет и полгода, как закрутим эту знаменитую новую экономполитику. А твоего водолаза посадим в коммунхоз: пусть плодит там всякие рестораны, а из ресторанов вышибает деньгу.

Поля испуганно выпрямилась, и брови ее вдрогнули от злости.