Эстер. Прекрасно, давай поспорим! Когда ты хочешь, ты отлично умеешь спорить. Все дело в том, что тебя кго-то убедил, что ты можешь играть только вторую скрипку. Господи, до чего мы с тобой похожи, просто ужас!
Виктор. Этот человек даже не подошел к телефону. Как и с чего я начну…
Эстер. Пиши ему письма, стучи кулаками в дверь! Пусть знает: все, что здесь, — твое!
Виктор. А что ты так волнуешься?
Эстер. Во-первых, я надеюсь, что это поможет тебе наконец решиться и уйти в отставку.
Виктор
Эстер. Тогда что же? Я думала, что, получив маленькую передышку, ты месяц-другой отдохнешь и соберешься с мыслями: чем заняться дальше.
Виктор. Я и сейчас ни о чем другом не думаю. Но думать можно и не увольняясь.
Эстер. А что проку?
Виктор. А по-твоему, это так легко решить? Мне скоро пятьдесят. А в пятьдесят просто так, за здорово живешь, новую карьеру не начинают.
Эстер. С таким настроением, как у тебя, лучше вообще не начинать. Тебе, наверное, кажется, что у тебя впереди непочатый край времени…
Виктор. Мне это не кажется.
Эстер. Если бы ты еще три года назад вернулся в институт, ты бы уже заканчивал курс. И у тебя уже сейчас могло бы оказаться па примете место по душе. Так или нет?
Виктор. Ладно. В четверг подаю заявление. Надеюсь, дальше мы можем говорить сидя?
Эстер. Каждый раз так: завтра, в четверг, на той неделе. А проходят месяцы. Ты становишься еще хуже меня. Вик, ты должен мне обещать… ты уйдешь в отставку и тогда…
Виктор. Не пойму, почему тебе вдруг так загорелось…
Эстер. Вдруг! Я говорю об этом, не переставая, уже три года. Говорю с той минуты, как ты отслужил свое.
Виктор. Но это еще не три года…
Эстер. В марте будет три. Три года!
Виктор
Эстер. А у меня предчувствие, что все эти разговоры будут тянуться, пока тебе не стукнет шестьдесят пять. Надо не говорить, а сделать!
Виктор. Скажу тебе честно, я не совсем уверен, что все это реально. К тому времени, когда я смогу взяться за что-то новое, мне будет уже пятьдесят три — пятьдесят четыре.
Эстер. Ты не знал этого раньше?
Виктор. Знал, но когда доходит до дела, все выглядит иначе. И я уже не уверен, что в этом есть хоть какой-то смысл.
Эстер
Виктор. Я?
Эстер. Конечно. Я уже нет, а ты — да. На тебя заглядываются все девочки!
Виктор. Мне трудно говорить о будущем, Эс. Я его себе плохо представляю.
Эстер. Вот и давай поговорим о том, чего ты не представляешь! Почему тебе непременно надо все себе представлять?
Виктор. Послушай, детка, но кто-то из нас двоих все-таки должен служить?
Эстер. Хочешь, чтобы я делала вид, что все прекрасно? А я в тупике. Я не хочу делать вид, что все прекрасно! Я десятки раз просила тебя написать Уолтеру!
Виктор. Опять Уолтер! При чем тут он? Вечно ты сводишь разговор к этому…
Эстер. Он известный ученый. Его больница — целый исследовательский институт, я читала в газете. И это его больница!
Виктор. Этот человек не позвонил мне ни разу за шестнадцать лет.
Эстер. Но и ты ему не звонил.
Виктор. Почему я должен был ему звонить?
Эстер. Потому что он твой брат, потому что он влиятельный человек, потому что он может тебе помочь. Нормальные люди так и делают, Вик.
Виктор. Очень жаль, но Уолтер мне не нужен.
Эстер. Я же не прошу, чтобы ты восторгался им. Да, он эгоист и сукин сын. Но, по-моему, он мог бы что-нибудь придумать для тебя. И я не вижу в этом ничего унизительного.
Виктор. Допустим. Но почему ты с этим как с ножом к горлу?
Эстер. Очень просто: я, наконец, хочу знать, на каком я свете?
Виктор. Я ее терпеть не мог с первого дня.
Эстер. Тогда во всем виновата я! Я мало помогала тебе, потому что слишком малого требовала от тебя.
Виктор. Ну, положим, ты умела бывать и фурией!