Цена Империи

«Если он откажется, нас растопчут», — возникла у Геннадия отстраненная мысль.

Вероятно, все они, стоявшие на ступенях, включая самого Максимина, почувствовали это. И сам Гай Юлий Вер — тоже. Сейчас не имело значения, что командующий на локоть выше любого из своих командиров. В сравнении с мощью толпы — он не более чем муравей…

Черепанов почувствовал, что его отодвигают в сторону.

Гонорий Плавт Аптус протиснулся вперед, оказался рядом с замолчавшим фракийцем — его уменьшенная копия, в таких же доспехах и таком же «легатском» шлеме. Еще шаг — ступенью ниже — и Аптус уже между командующим и толпой. Сорванный с головы шлем с длинным красным гребнем — прочертил дугу и звонко ударился о мрамор.

— Аве, Август Гай Юлий Вер Максимин! — яростно закричал префект восьмого легиона. — Аве, император Рима!

— Аве, император! — быком взревел за спиной Черепанова Маний Митрил Скорпион. — Аве, Август!

— Аве, Максимин! Барра! Август! Император! — боевой клич легионеров смешался с приветственными возгласами.

Маний Митрил отобрал скутум у воина стражника, швырнул под ноги Максимина. Тот посмотрел на легший под ноги щит. Большое лицо командующего сморщилось — словно от боли… но в следующий миг черты его обрели привычную твердость: Максимин Фракиец принял решение. И шагнул на брошенный скутум. Еще секунда — и кинувшиеся в нему воины (Черепанов был в их числе) подхватили широкий, окованный сталью щит и, поднатужившись, взметнули вверх и его, и стоящего на нем двухсоткилограммового фракийца.

— Аве, Август! — не слыша себя, кричал Черепанов. Рядом разевал рот какой-то незнакомый легионер, а по ту сторону щита орал, надсаживаясь, Гонорий Плавт.

Откуда-то возник пурпурный плащ. Его, свернув комком, метнули на щит. Максимин наклонился, поднял плащ и набросил на плечи…

Глава пятая Гай Юлий Вер Максимин Август

Двадцать второе марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Третий час дня по римскому времени. Могонтиак

— Я не поеду в Рим, — сказал Максимин. — Сейчас не поеду. Для этого мне потребуется откупиться от алеманнов, а тогда — чем я лучше Александра? Рим подождет. И Рим, и сенат. Мне плевать, признают ли меня сейчас Августом. Я вышибу дух из германцев. Я растопчу их и покажу, что такое сила Рима. Чтобы ни один варвар не смел даже приблизиться к нашей границе. Я сделаю это — и только тогда явлюсь римлянам. С возами добычи, с толпами пленных, во главе победоносных легионов, под эгидой великой славы. И пусть тогда Сенат посмеет отказать мне в пурпуре и триумфе! Тогда, клянусь Марсом и Юпитером, я растопчу их так же, как германцев!

— Аве, Август! — подобострастно воскликнул командир осдроенских лучников Македоний, которого Максимин назначил вместо их прежнего командира, Тита, распускавшего слухи о том, что это Фракиец виновен в смерти Александра и Мамеи. Необычайная снисходительность для Фракийца. Впрочем, облачившись в пурпур, Максимин, казалось, избавился от своей прежней жестокости. И ни одной вспышки ярости — с того дня. Те из друзей фракийца, кто опасался, что нрав его станет еще более бешеным от сознания абсолютной власти, с радостью отбросили свои сомнения.

— В Рим он не поедет, — сказал Гонорий, наклоняясь к Черепанову. — В Рим поедем мы с тобой. Как только одержим первые победы. Мы с тобой и с Максимином-младшим. Сенат должен признать Фракийца. А мы должны позаботиться о том, чтобы префект Рима был нашим человеком. Этим займусь я, а ты, Череп, займешься сенаторами. У тебя это неплохо получается. Убедишь их, что Фракиец — Сенату не враг. Назначил же он их ставленника консуляра Магна командовать сирийцами.

— Я Магну не верю, — покачал головой Черепанов. — Я бы ему даже кентурии не дал.

— Не нам решать, — заявил Аптус. — Вот женишься на дочке Гордиана, станешь патрицием и сенатором — и Фракиец даст Магну пинка, а тебе доверит не то что сирийские легионы, а хоть всю Сирию.

— С чего ты взял, что я женюсь на дочери Гордиана? — нахмурился Черепанов.

— А как ты думаешь?

Черепанов пристально посмотрел на своего друга…

— Суки вы с Максимином, — буркнул он.

— Фракиец тут ни при чем, — обелил Максимина Аптус. — Письма читал только я. Или ты предпочел бы, чтоб это был военный цензор?

— Когда-нибудь я тебя придушу, Аптус, — проворчал Геннадий. — Когда Фракиец намеревается выступить против германцев?

— Послезавтра, сразу после Тубилустрия.[84]

— Мой Алексий не поспеет.

— Ничего страшного. Обойдемся пока без его скифов. У нас есть мавры и осдроены. А галлы умеют воевать в лесах ничуть не хуже германцев. И все-таки жаль, что Максимин не прикончил послов-алеманнов, как я ему советовал. Они с нашими послами не церемонятся. По своему опыту знаю.

— А я думаю, Фракиец прав. Убей он послов, и оскорбленные германцы обрушились бы на нас всей кучей.

— Вот и отлично! Прикончили бы всех разом! Смотри-ка, твой дружок Магн так на нас и таращится…