— Хорошо. У тебя никогда не бывало ощущения, что ты окружена мистикой, что происходящие с тобой события нельзя объяснить с точки зрения привычной логики? — хищник повернулся к Юлии. — Я имею в виду, что так до конца и не уверен в том, что со мной стряслось. Это может звучать, как бред, но на прошлой неделе, прежде чем спуститься в подвал, я… как будто бы взглянул на мир глазами того самого убийцы. В буквальном смысле. Я понял, где он прячется, и ринулся туда, но на этом странности не закончились. Когда мы с Егором приказали злоумышленнику бросить оружие, он накинулся на нас, и произошла яркая вспышка. Меня вырубило, а дальше… дальше я видел один и тот же дурацкий сон. В нём лис, убийца, — уточнил капитан для овчарки, — издевался надо мной и моей семьёй, пока я не убивал сам себя. И так много раз кряду… ты же не назовёшь меня сумасшедшим, правда?
— Нет! — встрепенулась овчарка, перестав походить на гипсовую фигуру. — Это и впрямь звучит неординарно, но чертовщина в твоём рассказе вполне может объясняться служебным чутьём и повышенным чувством вины, породившим сон. Ты пережил покушение и потерю брата. Я не эксперт в психологии, но мне кажется, что на твоём месте другие тоже бы искали подвох в случившемся. Это своего рода защитная реакция… Вик, правда, я не считаю тебя сумасшедшим, — Юлия колыхнула предплечье собеседника. — Всё нормально.
— Ладно, извини, что гружу этими мыслями. Я сам не свой, — милиционер поочерёдно покосился на койку и выход из палаты. — Подозреваю, что служители панацеи не выпустят меня отсюда так легко. Ты бы не могла использовать свои рабочие связи, чтобы я выписался завтрашним днём?
— Как высоко Вы замахнулись, товарищ капитан! — с покрасневшими белками глаз и ухмылкой овчарка скрестила лапы и задрала нос к потолку. — Это может дорого мне обойтись, но я постараюсь.
Юлия покинула палату. Оставшийся вечер четверга хищник изучал персональную медкарту и общался с врачами. Электронный документ больного содержал информацию о том, что кома явилась следствием травмы головы, медики ссылались на признаки эпилепсии, а заключением главного врача стала гипоксия в сочетании с нагромождением таинственных слов из медицинского языка. Не добившись результата, зверь набрал Вралину, чтобы разобраться, что именно случилось в подвале музея. К несчастью, кроме соболезнований и принудительного отправления в отпуск, ждать чего-либо от следователя не пришлось.
— Григорий Павлович, умоляю! Что я буду делать дома целый месяц? Мой брат погиб и сейчас лежит в морге!
— Виктор…
— Я должен участвовать в этом расследовании! — срываясь на хрип, перебил начальника подчинённый. — Неужели Вы не понимаете?!
— Повторяю ещё раз: это распоряжение шефа, — строгие басовитые нотки передавались динамиками стационарного телефона. — Я раздосадован тем, что Егор не выкарабкался, но не могу ничего предпринять, пойми.
— Да Вы даже не попытались! Чего Вам стоит? Вы же ладите с шефом! — капитан едва не задел проходившую мимо медсестру локтем. — Попросите его!
— Ты начинаешь меня доставать. С тобой что, как с сопливым ребёнком надо разговаривать? — олень цокнул языком. — Сказано же, что нет. Не получится так сделать, Виктор! Невозможно это! Недопустимо! Как тебе ещё сказать?
— Да пропади ты пропадом, поганый рогоносец! Только и горазд, что указания раздавать и задницу в кабинете просиживать! Тут у других семья редеет, братья гибнут, а он даже пальцем не пошевелит! Отправил парней на убой, а сам прохлаждается, засранец, да кофе попивает!
Волк с грохотом влепил трубкой о связующий аппарат, оставив сколы на его корпусе. Чуть ли не брехая, он поковылял в палату, не оборачиваясь ни на чьи оклики о порче имущества больницы. До глубокой ночи пациент разминал не шевелившиеся пять дней конечности, а затем уснул до полудня. Пробуждение сопровождалось причитаниями врачей о недопустимости ранней выписки милицейского. Впрочем, когда Юлия пригрозила главному медицинскому персоналу неудобным радиоэфиром, работники больницы пожелали Кошкиным всего доброго.
Насладившись свежим воздухом, хищник провёл пятницу совместно с пассией брата. Вместе они занимались тоскливыми и неизбежными бытовыми делами: искали место на кладбище для Егора, узнавали стоимость ритуальных услуг, ставили родственников и друзей в известность о трагедии.