Цена искупления (СИ)

Лодка ткнулась обшарпанным носом в каменистый берег. В тот же миг тяжелые кованые ворота отворились, словно сами по себе. Тео поднял ворот теплой мантии и укутался посильнее. Это чертово место сводило его с ума в прямом смысле слова. Он и представить не мог, каково это — находиться тут постоянно. Теодор не особо скрывал радость по поводу того, что избежал их участи.

После войны у него, как у персоны лояльной, но в целом непричастной к террору Волдеморта, не возникло проблем с трудоустройством. В аврорат его, хоть и скрипя зубами, но приняли, и это было куда лучше, чем мытье пробирок в Мунго — единственное, что смогла найти Панси Паркинсон. Малфой выбрал добровольное затворничество. Остальных бывших однокурсников тоже судьба не жаловала. Тео снова и снова перебирал воспоминания о старых знакомых — как будто эти мысли могли отогнать холод и унять пронзительный ветер. Ворота захлопнулись у Теодора за спиной, и он достал из кармана волшебную палочку. Повинуясь легкому взмаху, с ее кончика сорвалось молочно-белое облачко и, зависнув на миг в воздухе, приняло форму песца. Он застыл у ноги, ожидая, пока Тео сдвинется с места. Даже его шерсть трепетала на ветру, хотя раньше Тео никогда не видел подобного. В конце концов, телесным Патронус был только по определению, но не по сути, и его шерсть уж точно не могла трепетать на ветру.

Дементор потянулся было к Теодору, но отпрянул от песца и посторонился, пропуская Тео в распахнутую дверь. Тот переступил порог и оказался внутри. От камня веяло холодом, потеки на стенах покрылись инеем, а воздух, похоже, был не теплее, чем снаружи. Такой же стылый и пробирающий до костей.

— Без ветра — и на том спасибо, — проворчал Тео себе под нос, шагая к комнате для свиданий. Это жалкое улучшение ввело послевоенное правительство, и Теодор не мог сказать, лучше стало или хуже. Им с отцом теперь полагалось одно свидание в год. Пожалуй, было бы куда лучше смириться с тем, что отец заключен на этом проклятом острове на всю оставшуюся жизнь, и дело с концом, но эти чертовы гуманисты сделали хуже всем. Теперь и ему, и десяткам других родственников приходилось раз в год пересекать Северное море, чтобы «реализовать законное право на общение с членами семьи». И, конечно же, Теодору не повезло больше всех. Потому что сегодня он явился не с этой целью.

Чертов Поттер. Чертова память о том, кто Тео, его отец и что он сделал. На такие задания Поттер постоянно отправлял его. За эти двенадцать лет они так и не смогли наладить отношения: ни приятельские, ни тем более дружеские. Впрочем, Теодора устраивали и беседы в ключе «указание — отчет», а что там устраивало Поттера, его и вовсе не волновало. Хотя мог бы и съездить в этот раз. Понятно, что беседа с информатором, да еще и пожизненно заключенным в Азкабан — не дело для Главы аврората. Но не тогда, когда речь идет о бывшей сотруднице. Бывшей подруге. Бывшей героине.

Грейнджер уже сидела в комнате для свиданий за массивным, испещренным трещинами столом и смотрела в потолок. Только звук шагов заставил ее отвлечься от созерцания влажного камня и перевести взгляд на Теодора.

— Нотт, — хрипло резюмировала она, рассматривая его полубезумным взглядом.

— Грейнджер, — в тон ей протянул Тео и оперся руками о стол.

— Хоть что-то остается неизменным, — она криво улыбнулась. — Никак не продвинешься дальше по карьерной лестнице, все так же мотаешься по поручениям Гарри. А что ж он сам не приехал? Брезгует видеть меня такой?

— Нет, не думаю. Точно нет, — Тео вздрогнул. Меньше всего ему сейчас хотелось расстроить Грейнджер. Не приведи Мерлин, она обидится, и тогда вообще не скажет ни слова. — Он очень занят. И я бы, сама знаешь, не стал лишний раз тащиться в эту дыру, но у нас дело, требующее твоих знаний.

— Да ты что! — Грейнджер расхохоталась, поднялась со своего места, обошла стол и положила руку Теодору на правое плечо.

— Грейнджер, — он покачал головой.

— Тише-тише, — прошелестела она на ухо. — Если тебе нужны сведения, ты потерпишь. Ты ведь потерпишь, Нотт? Теодор?

Его имя, прозвучавшее из ее уст, резануло ножом.

— Грейнджер, это было давно.

— Конечно. Милый, ни к чему не обязывающий рождественский эпизод, — согласилась она и уселась на стол. Тюремная роба ее не красила: и без того стройная, на тюремной еде Грейнджер иссохла так, что стала похожа на скелет, обтянутый кожей. Немаленькие глаза на отощавшем лице казались огромными, а мягкие кудри превратились в жесткую паклю. Удивительно. У отца в первый же год тюремного заключения выпали все волосы, а вот копна Грейнджер не пострадала. Зато с зубами у нее была явная беда.

— Насколько я помню, твои родители были дантистами? — Теодор все же не смог удержаться, чтобы не кольнуть ее.

— Да, и хорошо, что они меня сейчас не видят, — на лицо Грейнджер набежала тень. — Ладно, что там у тебя?

— У нас трупы, Грейнджер. И я должен сразу спросить: кто еще, кроме тебя, мог знать то заклинание?

— Знать мог кто угодно, — Грейнджер закатила глаза и намотала на палец прядь волос. — Использовать, Тео. Использовать мог не каждый.