Какой бы союз он ни заключил с датским королем, сейчас он был разорван. Но даже если и так, другие предводители викингов, которые в прошлом рвали отношения со Свеном, тут же вновь переходили на его сторону, когда это было им выгодно.
– А если однажды Свен со своим флотом нападет на Англию, – продолжала давить на него она, – что тогда? Какие вы можете дать гарантии, что не предадите нас?
Он поднялся на ноги, сжимая в кулаке крест. Затем он взял ее руку и положил ее на свою ладонь так, что крест этот оказался зажат ими обоими. Наклонившись к ней, он произнес только для ее ушей – и по-датски:
– Я поклялся Эльфеху, который велел мне доверять только вам и больше никому другому. И теперь я клянусь вам крестом нашего Спасителя. – Он посмотрел ей в глаза. – Вы должны быть осмотрительны, потому что Свен действительно придет, и случится это очень скоро.
Она, шокированная, смотрела на него, а он ответил спокойным уверенным взглядом: он явно знал, что она поняла все, что он сейчас произнес по-датски.
В сознании всплыли слова, которые Эльфех сказал ей несколько лет назад.
Но Эльфех был не единственным посвященным в ее тайну. Свен тоже знал, что она владеет языком ее матери, а Торкелл когда-то был союзником Свена.
Она хотела спросить его об этом, но тут снаружи церкви раздались отчаянные крики и стук, и, когда она обернулась на шум, дверь от удара распахнулась.
Внутрь буквально ворвался Этельстан в сопровождении вооруженных людей; лицо его был так искажено бешеной яростью, что она едва узнала его.
Люди Торкелла вскочили, но она тут же двинулась к алтарю, чтобы заслонить собой тело Эльфеха, боясь того, что Этельстан может сделать, когда увидит его. Но она опоздала. Он уже широким шагом направлялся туда и решительным жестом отодвинул ее в сторону, словно пушинку. Он бросил лишь один взгляд на обезображенное лицо мертвого архиепископа и тут же, резко развернувшись, выхватил свой меч.
Она рванулась за ним и вцепилась в рукоятку его меча, когда Этельстан приставил его острие к груди Торкелла.
– Нет! – в отчаянии крикнула она.
В тот же миг она увидела, как один из датчан схватил Эдварда, вытащил кинжал из ножен и приставил его к горлу ребенка.
Глава 36
Эмма услышала зловещий шелест выхватываемых из ножен мечей, который ни с чем не спутаешь, и поняла, что неф позади нее полон обнаженных английских клинков. Но гораздо больше ее пугало искаженное страхом лицо датчанина, который приставил нож к горлу Эдварда.
Пресвятая Дева, если здесь начнется резня, то первым погибнет в ней Эдвард.
– Этельстан, остановитесь! – Ее крик совпал с отчаянной командой Идрика спрятать мечи в ножны.
Но никто не обращал на них внимания. Она чувствовала под своими пальцами напряженные мышцы Этельстана, а меч его по-прежнему был угрожающе направлен в грудь датчанина.
Торкелл стоял неподвижно и молчал, сурово глядя на Этельстана, который лишь угрюмо улыбнулся и, кивнув головой в сторону Эдварда, сказал:
– Если вы думаете, что мне есть какое-то дело до жизни этого мальчика, вы очень ошибаетесь. Убьете вы его или отпустите, мне все равно.
В церкви послышались протестующие крики, а Идрик разразился длинной вереницей проклятий. В то же самое время Эмма, продолжая крепко держать Этельстана за руку, заговорила по-датски с человеком, который держал Эдварда.
– Вашему предводителю не причинят вреда, – сказала она, моля Бога, чтобы он услышал ее слова сквозь весь этот гвалт вокруг них. – Не убивайте моего сына.
Глаза моряка удивленно округлились, когда он взглянул на нее, и рука его, державшая нож, дрогнула. Она не сводила взгляда с его смущенного лица, в то время как Этельстан и Идрик продолжали кричать друг на друга, так что голоса их эхом разносились по всей церкви.
– Это безумие! – ревел Идрик. – Эти люди пришли сюда безоружными!
– Эти люди – датчане, – в ответ кричал Этельстан, – а все датчане – лжецы! Они клялись о мире, а затем захватили Кентербери. Они клялись оставить Англию, а две тысячи их людей до сих пор стоит лагерем под Гринвичем! Они клятвопреступники, а если вы говорите о безумии, то это вы, должно быть, сошли с ума, если верите им! Эмма! – Она оторвала глаза от человека, схватившего ее сына, и перевела их на Этельстана. Он в упор смотрел на Торкелла, и она не увидела в его взгляде ни жалости, ни сострадания, ни мыслей о судьбе Эдварда. Одна лишь ярость. – Вы что, уже забыли тех безвинных людей, которых у нас на глазах зарезали перед городскими воротами? – спросил он. – Забыли, что они сделали с Хильдой? Что бы они здесь ни говорили, вы не должны верить им!
Его слова были для нее как удары ножом в сердце, потому что она помнила все это, и даже намного больше. Не сводя глаз с лица Этельстана, она отпустила рукоятку его меча и схватилась рукой за обнаженное лезвие.