Цена любви

Он снова ушел, оставив меня давиться воздухом, слезами и рыданиями. Мастер чем-то гремел внизу, а потом у себя в комнате. Вернувшись в игровую, он потянул за поводок, и я стала подниматься.

– Ползи, – рыкнул он. – Давай, давай.

Я больше не видела ничего кроме его ног.

Я поползла. Это было омерзительно, унизительно, стыдно, но я ползла за ним, кашляя и продолжая рыдать. Мастер завел меня в ванную, и я с ужасом увидела в углу сложенное вчетверо одеяло-подстилку, а рядом миски с едой и водой.

– Заметь, собак выводят дважды вдень, а я тебе разрешаю облегчиться в любой момент. Доброй ночи, Рин.

Он закрыл дверь, оставляя меня одну в ванной.

Это была долгая ночь. Кир не выключил свет и оставил теплый пол, но мне это не особенно помогало. Я выла до потери сознания, не в силах остановиться. Не знаю, сколько было времени, когда я выключилась на проклятой подстилке, чувствуя себя один в один животным.

Утром Мастер вошел в ванную, отстегнул поводок, приказал мне подняться.

– Приведи себя в порядок, прими душ и приходи в игровую.

– Ползком, Мастер? – хрипло уточнила я.

Он ничего не ответил, просто ушел.

Я сделала, как он велел. Хотя вода смыла с меня сопли и соль слез, но унижением я пропиталась до костей. Даже не думая снова вставать на колени, я вошла в игровую. Кирилл стоял так же, как и вчера. Я сразу поняла, он знает, что я хочу сделать. На миг сомнение тронуло мое сердце, но тут же исчезло.

– Желтый, желтый, жёлтый, – выкрикивала я ему в лицо. – Сто тысяч раз желтый и гребаный красный.

Я содрала с шеи ошейник, ломая замок на сердечке, бросила Кириллу в грудь.

– С меня хватит.

Я развернулась и собиралась умчаться прочь, но он не дал.

– Стой.

– Серьезно? – ядовито процедила я сквозь зубы. – Будешь уговаривать остаться?

– Нет, – проговорил Кирилл слишком тихо. – Не буду. Но сделай кое-то прежде, чем уйдешь.

– Что?

Он отпустил мою руку отвернулся и подошел к шкафу. Мне надо было убегать, наверно, но я стояла и смотрела, как он что-то достает из ящика, возвращается ко мне. В следующую секунду в моей руке оказался толстый кожаный ошейник с громоздкой пряжкой.

Мой Мастер опустился на одно колено, потом на другое, проговорил:

– Позвольте служить вам, Госпожа.

*Стокгольмский синдром – это специфическое психологическое состояние, характеризующее парадоксальную взаимную или одностороннюю симпатию между жертвой и агрессором.

Глава 17. Покорный

Салманов

Я почти не спал в ту ночью. Сначала слушал ее плач, потом ходил проверять, дышит ли. Дарина спала. Удивительно. Я ждал желтого еще вечером, пока она стояла на столе в кабинете. Видимо, ее протест не мог удовлетвориться банальным тормозом. Необходимо было наорать на меня. В ошейнике. Вместо извинений и раскаяния.

Что ж…

Большая ошибка.

Я был чемпионом по части заслуженных женских обвинений. Что только не узнал о себе, каких только слов не слышал. Эгоист, придурок, садист и моральный урод. Все это я, ага. Длинный список. Но никогда и никто не заикался о неподобающем обращении. Как с животным, сказала она. Хуже собаки, сказала она.

Это после вранья, черт подери. После сабспейса, который вывернул нас обоих наизнанку, заставляя обнажиться до самой души. Твою же мать!

Я вылетел из игровой, потому что боялся, что сорвусь. Нет, никакие плети и ремни не выбьют из Дарины эту дурь. Она же снова будет терпеть, пока не отключится от боли. Меня осенило моментально. Я взял машину и доехал до ближайшего зоомагазина, купил поводок, миски, вернулся домой и заставил ее ощутить, что такое быть собакой на самом деле. Если она думает, что слова можно бросать на ветер, то это не так.

Всегда. В любой ситуации нужно думать не только о себе, но и о партнере. И это не только в теме. Это, черт подери, закон жизни.

Я был готов к серьезному разговору утром. К тяжелому разговору. Я был готов к слезам и проклятиям, но она опять меня удивила. Думал, сломал ее, продавил, заставил понять хоть что-то. Нихрена.

Дарина просто швырнула в меня ошейник, выпалила все стоп слова и была готова исчезнуть. Полагаю, не только из моего дома, но и из моей жизни.

Я действительно не собирался ее уговаривать. Где-то глубоко встрепенулась болезненная надежда, что она вырвется, отдерет себя от меня с мясом и кровью, вернется в Америку и наконец сможет начать жить в полную силу. Может быть даже с Джерри. Почему нет? Я бы сам не смог выбрать для нее более подходящего и достойного доминанта.

Но я эгоист. Слишком долго и усиленно лелеял в себе любовь к комфорту и гармонии. Сейчас я знал, что для этого мне необходима Дарина. Я не буду счастлив без нее. Поэтому я решил дать нам шанс, поступив радикально.

Если это не поможет, то больше ничего не сработает.

Она не поймет меня, пока сама не окажется сверху. Пусть примет покорность и попробует отыграться хотя бы, отомстить мне за все наказания. Тогда ей будет еще легче уйти, закрыв гештальт. Или…

Я не успел обдумать остальное.

– Встань, – проскулила она.