Цена моих грез

Сказка эта душу мою вывернула. Потому что про себя говорил. Потому что горькая она, его история. Его жизнь до меня. Горькая и неприятная, ведь она показывает, насколько некоторые люди испорченные и сгнившие. И я не про него, он прячется только за этой маской, я про других – “обычных”, которые живут среди нас.

– Паша… – и сейчас все исчезло для меня, кроме его имени. – Уходи. Пожалуйста.

– Ты должна быть со мной, Даша.

– Я буду с тобой. Твоим огнем, твоим воздухом, твоим небом, твоей снежинкой… Только сейчас уходи!

У меня уже сил не было, все, что я могла – шепот, настолько тихий, что его я сама еле различала. Но Паша слышал. И, наверное, только его голос меня держал на ниточке, потому что у меня уже перед глазами тьма разливалась. Вот–вот она меня поглотит.

– Не надо–о–о! – завыла я. – Прошу тебя. Пожалуйста. Не надо, Паша–а–а–а!

– Есть возможность открыть дверь? Или огонь преграждает?

Он меня не слышал. Он говорил, а у меня слезы горячие губы обжигают.

– Прошу, – слова отпечатались у меня на губах, как его имя. – Прошу тебя, пожалуйста. Прошу…

– Я не могу жить без тебя, Даша.

– Уходи. Уходи. Уходи. Уходи… – я не могла остановиться, все повторяла и повторяла, как молитву, надеясь, что он послушается. – Уходи… Я… Я хочу спать. Устала. Как же я устала… Уходи…

– Снежинка, не закрывай глазки, – успокаивающе говорил Паша, – солнышко, цветочек, девочка моя. Только не закрывай глазки, слышишь меня? Все будет хорошо, но ты только не закрывай глаза.

Я не могла. Глаза закрывались сами по себе.

– Даш, радость моя, скажи, в какой ты комнате.

Вздрогнув от громкого шума в коридоре, потерла глаза, прогоняя сон, и ответила:

– Не знаю. Здесь… здесь есть диван. И он черный, не кожаный, а из плотной черной ткани.

На более меня не хватило. Перед глазами начал расстилаться туман, который утягивал меня в бездну. Перед тем как меня полностью поглотила тьма, я услышала звук падающей двери, которую выбил Паша, и увидела его самого… Кажется, умирала я с улыбкой на губах и сжимая в ладонях телефон.

***

Очнулась я уже в беседке. Паша сидел со мной на руках прямо на холодном, покрытым коркой тонкого льда, полу.

Закашлявшись, вздохнула обжигающий холодом кислород. И задышала часто–часто, пытаясь поглотить как можно больше чистого и свежего воздуха.

– Даша… – мужчина сжал меня в объятиях. – Как же я испугался… Даша…

Я тоже обняла его сильно–сильно, вжимаясь в его тело и прикрывая глаза. Мне страшно смотреть сейчас на реальность. Так страшно…

– Малышка, девочка моя… – он целовал мои волосы, лицо, потом снова волосы. – Солнце…

И вдруг отстранился, пересадил меня на застеленный плед и резко поднялся.

– Ты… Ты куда? – несколько заторможенно спросила, пытаясь тоже встать. Не получилось. Голова закружилась.

– Не вставай, Снежинка, – Паша встревоженно на меня посмотрел. – Я сейчас приду, подожди немного.

– Куда ты? Встречать пожарных?

– Да, МЧС, – он как–то криво улыбнулся. – Ты сиди и отдыхай, хорошо? Скорая уже в пути.

Что–то мне не нравилось в этой ситуации, но я никак не могла понять, что именно.

– Паш…

– Что, солнце? – Левич оглянулся.

– Береги себя.

Благодарно улыбнувшись, он скрылся за деревьями. И мне опять что–то очень не понравилось. Мысль все ускользала от меня.

А потом внезапно я поняла: Паша мне соврал. Он соврал…

Молясь о том, чтобы он не сунулся опять в пылающий дом, я с третьей попытки встала и, держась за деревья и кустики, поплелась туда, откуда шел нестерпимый запах гари. Я падала, поднималась снова, снова падала, но все же дошла до лужайки напротив дома.

Раздалась сирена. Начался шум и гомон. Пожарные! Паша же с ними?..

– Девушка! С вами все в порядке? – ко мне подбежал мужчина в форме.

Я смогла только кивнуть.

– В доме есть кто–нибудь? Вы одна выбрались? Сколько человек живет здесь?

– Горничные, охранники… они, наверное, там… Вас привел Паша?

Он ответил не сразу, сначала передал мои слова по рации и потом только спросил:

– Какой еще Паша?

– Павел, хозяин особняка.

– Нет. А где он? Я могу с ним поговорить?

Паша мне соврал. Он полез в дом… Зачем?!

– Он в доме…

– Вы знаете, где он может находиться?

– Нет, – мой голос задрожал.

Чертыхнувшись, мужчина отошел к своим.

А я… Посмотрела на телефон, который продолжала держать в руках. О, Боже! Вызов до сих пор шел! Дрожащими пальцами поднесла аппарат к уху и взмолилась:

– Поговори со мной, Паша! – на глаза подступили слезы. – Прошу тебя… Прошу…

А в ответ – треск, который издает мебель под натиском огня.

Сжала губы до крови, чтобы не закричать в голос. Нет. Не может быть. Прижала к уху сильнее телефон, вслушиваясь в треск и надеясь услышать дыхание. Пускай рваное, едва слышимое, но…

Меня куда–то хотят увести подоспевшие медики, однако я противлюсь. Не хочу. Смотрю, как пламя все больше поглощает шикарный особняк. Как он дымится. Подстать моему сердцу. А я ведь снежинка, его снежинка, я растаю.

– Прошу тебя, Паша, – шепот в слезах. Во рту соль и горечь, а в душе колотые раны и ожоги от его любви.