— Один жираф вдребезги разбивает вашего Дарвина своей шеей. Если бы он эволюционировал постепенно, взращивая свою шею по сантиметру в год, никогда бы он не стал жирафом — уникальным, невероятно красиво продуманным существом с дополнительными клапанами, помогающему сердцу качать кровь в его мозг. И заметь — ни инфарктов, ни кислородного голодания у него нет.
Марк замер, внимательно посмотрел на Леру. Она смотрела куда-то в сторону, накручивая на палец прядку волос.
— Аллё! Ты меня слышишь? — щёлкнул пальцами.
— Слышу. — подняла глаза.
— Послушай, я произвожу впечатление сумасшедшего?
— Если честно, да. Я так подумала сразу.
— Почему?
— Ну, эти сверхценные идеи. Глобальные мысли на фоне разорванных джинсов. Босые ноги. Ну, кто ты? Не знаю.
— Я и сам так иногда думаю. Только вот, почему думать не так, как все — это обязательно сумасшествие.
— Ты хочешь сказать, все неправы?
— Коллективизм — способность жертвовать личными целями при неспособности их достигать.
— А какая у тебя цель?
— Сейчас — простая. Я тебе спою. — Марк ушел в палатку и вернулся с гитарой.
— Ого! Мне здесь нравится.
Марк тронул струны, они откликнулись, зазвучали. Потом он запел. Голос его, глуховатый, с хрипотцой стучал по песку, по прозрачному воздуху, и даже по далёкой сиреневой горе.
— Это чьи слова?
— Сергей Трофимов.
— Здорово. Почему я не слышала?
— Все просто. В уши льётся разное. Чтобы слушать такое, надо, как минимум проявить СВОЮ инициативу. Это я о коллективном сознании.
— Свою…
— А какую музыку слушаешь ты?
— Блюз голодного желудка. Я — примитивная часть пищевой цепочки. Ты забыл? Давай представим что-нибудь съедобное?
— Что тебе представить?
— А что ты можешь представить по-настоящему. Ты ведь наверняка, не умеешь готовить?
— Яичницу-глазунью, хлеб.
— О! Ладно. Я в гостях, съем, что дадут.
Марк сел на корточки, зажмурился. На песке появился костерок. Он внимательно смотрел на пламя, замерев.
— Эй! Представляй скорее! На огонь можно смотреть бесконечно, я знаю.
Марк шутливо щёлкнул пальцами — появилась сковородка с яичницей, две вилки, хлеб на пластиковой тарелке.
— Нет! Так не пойдёт. Типично мужское представление.
Лера зажмурилась, подражая. Перед ними появился пластиковый столик, ещё один стул для Марка, два прибора, салфетки. Хлопнула в ладоши, как заправский фокусник — появились две тарелки с яичницей, две чашки дымящегося кофе, бутерброды.
Наклонилась, подняла сковородку Марка, поставила на стол.
— Добавка. Приятного аппетита!
— У женщины — весь мир — кухня.
— Ты хочешь сказать, ты ел по-другому?
— Перекусывал на песке. Бутерброды, чай. Даже представить не мог, что можно так, за столом с приборами. Да мне не хотелось, если честно. И потом, если мне непонятно, откуда, я — против.
— Все просто. Манна небесная. Только вариант чуть модифицированный. Ешь, остынет.
Ели молча. Лера медленно, Марк быстро.
— Не спеши, пережёвывай тщательно. Насыщение приходит позже.
— Я не думал о еде. Вот еще одна функция женщины — внушать мужчине мысль о том, что он голоден, а она обязательно накормит.
— Значит, не было бы женщин — и еды не надо было бы человечеству?
— Самую малость.
— Лера я, а не Марфа. Так и остались бы в прошлом.
— Женщина — двигатель прогресса?
— Если хочешь — да.
— Регресса, скорее. Не женщина, а её неуёмные потребности в удобствах. Миллионы лет растили детей без памперсов, обогревателей, искусственных смесей.
— Женщина виновата? — Лера от возмущения поперхнулась кусочком хлеба, закашлялась — слезы из глаз — Конечно. Воевали бы вы поменьше, бросали нас. Не замещали бы мы ваше отсутствие всякими ноу хау.
— Ноу хау? Эка тебя понесло! — Рассмеялся.