– Прийти к Богу и пройти с ним праведный путь. Исправить то, что уже совершил. Сделать что-то полезное не только для себя, но и для общества. Многие думают, что Бог не приходит к ним при жизни. Но это не так, мы просто его не замечаем, не хотим, не понимаем или же вовсе отрицаем его существование. И это вовсе не означает, что Бог отвернулся от того или иного сына своего. Он всегда с нами. Он ждет, подает знаки, направляет, подбрасывает им нерешаемые, как, казалось бы, задачи, зная заранее, что они их преодолеют. Давая понять им, что он есть. И когда человек уверует в него, поймёт, что Бог есть всегда и во всем, то Бог, в свою очередь, одаривает их своею Любовью и заботой. Главное, нужно идти с ним до самого конца, никогда не предавая его.
– А если человек за всю жизнь так и не уверует?
– Знаешь сколько таких? Сотни тысяч, миллионы.
– А Церковь?
– Ходить в Церковь и верить в Бога, не одно и тоже. Церковь помогает приблизится к Богу, но не гарантирует ему то, что человек уверует. Ну ходит он в церковь. Изображает послушание. А веры то у него нет. Он лишь думает, что верит. Не понимая самой сути веры в Бога. И даже спроси его, он ответит, что верит. А внутри пустота. Он не знает, кто есть Бог. Он идет в свою конторку, обворовывает какую-нибудь старушку, чтобы на вечер в кабак хватило. Он предаст при любой опасности даже своих родных. Вера в Бога – это жить по законам его, не потому что так написано и ты слепо выполняешь писание. А это твоя внутренняя потребность так поступать, потому что ты сын его и в тебе, как и в каждом из нас, есть его частичка. Ты делаешь это потому, что считаешь, что именно так ты должен поступить и иного выбора у тебя нет. Это твоя совесть говорит с тобой в эти мгновения, и выбор всегда очевиден, он во спасение своей души. И тогда она вознесется, и как утверждают некоторые, ты получишь новую, интересную, наполненную удивительными вещами жизнь.
– Ну как же тогда Царствие небесное? Рай или Ад? – Возмутился Игнатьев.
– А почему ты считаешь, что нельзя устроить Рай на земле? Или Ад?
– Не знаю, это же немного другое.
– Федор Михайлович, это лишь твое воображение, подпитанное агитацией. Бог всемогущ. Он может сделать абсолютно всё, что ему заблагорассудится. Ты считаешь, что Ад на земле невозможен? Еще и как возможен. Убийцы, мародёры, пьяницы, нищета и болезни, жизнь на грани, сумасшествие, одиночество, уныние – это и есть тот самый Ад на земле. Люди, которые совершают такие поступки, неужели они живут в Раю? Бог может сделать жизнь невыносимой для человека, а в добавок сделать его еще и трусом, чтобы он не повесился от такой жизни.
– Мне казалось, что совершить над собой рукоприкладство и есть трусость.
– Ты так считаешь? А ты возьми револьвер и запусти себе пулю в лоб. Хватит смелости у тебя?
– Нет такой необходимости, – Отклонился назад Игнатьев.
– Да если и возникнет такая необходимость, кишка тонка станет. Пойми, самоубийство самоубийству рознь. Мы не говорим о бессмысленном рукоприкладстве. Ради избавления себя от проблем и забот. Да, это грех. Но есть же и исключения, не правда ли? Воин на поле боя, имеющий задание и попавший в окружение не может сдаться в плен. Он подвергнет смерти и себя и сотню своих товарищей. И вот в этот момент и происходит смелый, обдуманный и конечно же оценённый позже поступок. Он лишает себя жизни, спасая её другим.
– Каждый раз Вы мне рассказываете про Бога разные причудливые истории. В толк никак не возьму. Мне иногда начинает казаться, что Вы все это выдумываете.
– Для чего мне выдумывать? – Усмехнулся Арагонов.
– Ну как для чего? Для того, чтобы меня подзадорить. Я вырос в семье, где все верующие и с молитвой на горшок ходили. А тут такое.
– Правильно, с молитвой и жить спокойнее. Только когда ты познаешь Бога, ты будешь не читать молитву, а думать ею. Каждое слово в молитве – это призыв не к Богу, а к себе. Как мне поступить в том или ином случае. Куда идти и где искать истину.
– Всё равно не понимаю, – Махнул рукой Игнатьев.
– Ты не ерепенься, а постарайся просто понять. Когда ты читаешь отче наш, то просишь Бога о хлебе насущном, об оставлении грехов своих. А смысл каждого слова в этой молитве и есть его главные заповеди. «Оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим». Ты просишь его простить тебя, но при этом добавляешь прости меня так как я прощаю других. Значит начни с себя, научись прощать тех, кто обидел тебя, тех, кто сделал что-то паскудное. Как только ты научишься прощать, так и твои грехи отпустят, так как сам ты перестанешь их совершать. Это замкнуты круг.
– Интересно, – Почесал затылок Игнатьев.
– Именно, каждое слово это призыв к тому, чтобы быть ближе к нему.
– Ну а как же смерть?
– А что с ней не так?
– Да всё. Это же смерть. Конец всего и вся.
– Или его начало.
– Вы что, Иван Христофорович, в своем ли уме?
– Смерть есть жизнь. Так как именно понимание того, что ты смертен, наполняет твою жизнь смыслом. Смерть и есть начало всего на свете. Движение. И это два абсолютно не противоречащих друг другу значения. Жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь.