Цена откровения

Все ее внутренности стремительно сжались до крохотных размеров. До таких крохотных, почти детских, что ее внешняя оболочка вдруг показалась ей велика. Еще мгновение, и она сложится, как надувной смешной человек на заправке по соседству. Так на нее действовал страх. Она помнит, проходила. В прошлый раз даже пришлось лечиться.

– И санкция имеется, и свидетельские показания, – вступил Глеб Востриков и приказал своим спутникам: – Приступайте. А вы, гражданка Нестерова, постарайтесь правдиво ответить на наши вопросы. Это в ваших же интересах.

Ха-ха! В прошлый раз, когда ее подставили под статью: растрата в особо крупных размерах, – какой-то умник такие же советы давал. И про сотрудничество со следствием говорил. И про интересы ее. Благо, родители адвоката нашли хорошего. Тот быстро вытащил Сашу из болота, в котором ее хотели утопить настоящие злоумышленники и полицейские.

Они вошли в ее кухню. Сели к столу.

– Я вас слушаю, граждане полицейские, – вспомнила она прошлые инструкции адвоката. – На каком основании меня подозревают?

Илюшин порылся в карманах легкой куртки. Достал фотографию. Протянул ей.

– Узнаете?

Фото было сделано седьмого марта. Она помнила отчетливо и чаепитие, и поздравления мужчин, и букеты роз. День был коротким. Банк закрыли в час дня. Потом пили чай, кто желал – шампанское. Был торт и конфеты, бутерброды с сыром и икрой.

На фото Саша держала бокал с шампанским и улыбалась в объектив. Снимала Инга. Точно Инга.

– Узнаю. Это я, – ухмыльнулась она. – Бокал с шампанским не крала. Вы его не найдете.

Она прислушалась. Из гостиной и спальни раздавался приглушенный разговор и грохот выдвигаемых ящиков ее шкафов. Переворочают все, вещи побросают на пол, ей потом неделю за ними убирать.

Хорошо, что бумаги успела в банк вернуть. Все! До листочка! Как бы сейчас они обрадовались, обнаружив несколько толстых папок на ее столе.

– Кто делал вам этот маникюр? – неожиданно спросил Глеб.

– Что? Маникюр? – Она опешила, наморщила лоб. – Вам адрес маникюрши нужен? Хотите себе…

– Отвечайте на вопрос! – повысил голос Востриков.

– Сама. Сама я делаю себе ногти. Умею лучше любой маникюрши. Они только деньги дерут. А мастерства никакого. Что за вопрос, честное слово! Этот дизайн сама придумала. Второго такого рисунка нет.

Сергей с Глебом переглянулись. И кажется, обрадовались. А она все еще ничего не понимала.

– Кто-нибудь мне объяснит, нет? Сергей!

Он кивнул и начал говорить. Нес такую ахинею, что когда он закончил, она расхохоталась. Но поймав их суровые взгляды, осеклась.

А чему она, собственно, радуется? В прошлый раз тоже все выглядело за уши притянутым, а ее под стражу взяли. Все казалось глупой выдумкой, а она едва срок не схлопотала.

– Вы ведь уже привлекались по обвинению в злоупотреблениях должностными полномочиями? – противным вкрадчивым голосом произнес Востриков. – Работая в кассе одного из банков, вы допустили халатность: были украдены деньги и ценные бумаги. Так?

– Нет. Все было представлено так, но доказательств моей вины не нашлось. Преступление было совершено, когда я находилась на больничном. И чужое преступление из моего прошлого никакого отношения к теперешней ситуации не имеет.

– Допустим, – склонил голову Глеб, успев переглянуться с Илюшиным.

И тут же затребовал с нее алиби на тот момент, когда кто-то вколол Женьке Баловневу дряни, от которой он умер почти мгновенно. Она попыталась вспомнить, не смогла и расплакалась.

– Я не знаю! Дома была. Работала, – вытирала Саша слезы бумажной салфеткой, которую выдернула из подставки на столе.

– Работала? – Обе головы, как по команде, повернулись друг на друга. – То есть?

– Я… Я хотела кое-что проверить в бумагах, в прошлых отчетах Инги. И нашла…

«Никогда не делай за них их работу! – вспомнились ей слова адвоката. – Пусть сами выкарабкиваются. Твоя задача отвести от себя подозрения. Все! Все остальное – их проблемы!»

– И что нашли, Александра? – вытянул шею Востриков. – Какие-то нарушения?

– Почему сразу нарушения? Нет. Просто решила, что некоторые вещи можно упростить в отчетности. Новые требования диктуют и… Это чисто мой интерес. Мне было интересно подумать, – уставила она на них заплаканные глаза. – Я была дома. Все.

– Кто-то может это подтвердить? – поскучнел Глеб. – Может, соседка к вам заходила? Или родители звонили? Кто-то из подруг?

Никто ей не звонил. Она на звонки не отвечала. Родителям звонить запретила. С соседями почти не общалась.

– Я мусор выносила. Кажется… – вдруг начала она припоминать. – И кое-кто из соседей выходил из квартиры. Этажом ниже.

– Кто? – Илюшин вооружился авторучкой, намереваясь записывать.

– Парень какой-то. Я его не знаю. Может, он чей-то гость, – сумбурно пояснила Саша.

– Он вас видел?

– Да.

– Вы поднимались без мусора или спускались с мусором? Это принципиально, Саша.

Илюшин так ничего и не записал.

– Не помню… Кажется, спускалась.

– Тогда это не алиби никакое, – встрял Глеб. – Вы могли выбросить мешок и уехать на лифте вниз.

– Но я не уезжала! – с легким повизгиванием в голосе возмутилась Саша. – Я была в пижаме и теплом халате! Спросите у него!