Цена памяти (СИ)

Впрочем, Малфой быстро отпускает её колено и сильными движениями стискивает руку, двигаясь сверху вниз, и под его прикосновениями боль постепенно отступает.

Гермиона облегчённо выдыхает, откидываясь на подушки. Она прислушивается к себе. Её рука будто возвращается на место, но всё ещё ощущается чужеродной. Она пытается пошевелить пальцами и напрячь мускулы, а Малфой тем временем убирает палочку и снова тянется к ней. Гермиона с опаской наблюдает за его движением. Он ничего не говорит и не смотрит ей в глаза, пока всей ладонью обхватывает руку повыше локтя.

— Чувствуешь?

Гермиона механически кивает, ощущая, как подушечки его пальцев вжимаются в кожу. Он движется дальше и двумя пальцами сминает её предплечье.

— Тут?

— Да.

Голос звучит непривычно хрипло, и Гермиона прочищает горло, пока он ногтями царапает кожу на тыльной стороне ладони.

— И тут тоже, — поспешно говорит она, опережая его вопрос.

Его прикосновения вызывают приятную тяжесть в животе, и Гермиона смущённо опускает взгляд. Она и не знала, что настолько нуждается в ласке.

Воспоминания о их прошлых тактильных моментах обжигают разум, вызывая лёгкий румянец. Гермиона глубоко вздыхает.

Напоследок Малфой мягко, едва касаясь, проводит по всей руке кончиками пальцев.

— А так?

Она вновь кивает и вдруг думает, что, возможно, им стоит обсудить происходящее между ними. Но Гермиона понимает, что и сама не знает ответов на все те вопросы, которые хотела бы адресовать Малфою.

Возможно, в их ситуации лучше всего делать вид, что ничего не произошло, и… плыть по течению.

Пока она размышляет об этом, Малфой отстраняется, отодвинувшись на другой край дивана.

— На этом всё. Чувствительность в некоторых местах ещё вернётся, и может снова колоть, но сильной боли больше не будет.

Гермиона всё-таки находит в себе силы посмотреть на него и благодарно кивнуть.

— Спасибо, — она запинается и ловит его предупреждающий взгляд, — Малфой.

Он хмыкает, ещё раз оглядывает её и быстро встаёт.

— Ладно, Грейнджер, — он переходит на свой вечный деловой тон с такой лёгкостью, будто ничего серьёзного и не произошло. — Подумайте про крестраж. Если я узнаю что-то новое, то свяжусь с тобой.

Отвернувшись, он наклоняется, чтобы подобрать с пола маску.

Внезапно Гермиона замирает, почувствовав, как её пронзает тревога. Она прислушивается к себе, но не может понять, с чем она связана. Гермиона лишь ощущает неминуемую опасность, которая приближается к ней… к ним. В груди неприятно колет, и Гермиона гулко сглатывает, смотря в спину Малфою. Он ничего не замечает и лишь прячет маску под мантию.

А Гермиона неожиданно для самой себя говорит:

— Малфой, береги себя.

Он неспешно оборачивается, смеривает её взглядом и поджимает губы:

— Я хотя бы могу в случае чего себя вылечить.

От его грубого тона Гермиона вспыхивает, чувствуя румянец на щеках, и сужает глаза, пока смотрит на него испепеляющим взглядом, но на самом деле не чувствует раздражения или обиды. Малфой спокойно глядит на неё в ответ, но, поняв, что она не планирует вступать в очередной спор, громко выдыхает.

— Ладно, ты тоже береги себя, Грейнджер, — медленно говорит он, и его глаза вдруг озорно блестят: — И передавай завтра Поттеру мои поздравления.

Малфой аппарирует быстрее, чем Гермиона успевает ответить, и она остаётся в гостиной, слегка усмехаясь пустоте.

***

В тот день они проигрывают одни сражения и выигрывают другие. Раненых больше, чем обычно. Убитых тоже немало. Некоторые в плену.

Но это всё оказывается неважным.

Гермиона рассказывает членам Ордена про портрет, и они до ночи обсуждают версии, но не придумывают ничего убедительного. Все шокированы тем, что на горизонте замаячил ещё один возможный крестраж.

Гарри… разбит.

Когда часы бьют двенадцать и слышатся робкие поздравления, он не выдерживает и, вежливо извинившись, уходит.

Гермиона находит его в комнате Сириуса, и они долго сидят в тишине. Чувство тревоги, охватившее Гермиону ещё в Паучьем тупике, так и не отпускает. Она ощущает, как грядёт что-то большое и неизбежное, и любые попытки отстраниться от этого ощущения проваливаются. Она молча укачивает внутри тревогу, снова и снова думая о портрете, о крестражах, о войне и о Малфое.

А после, не в силах найти слов, чтобы приободрить Гарри, Гермиона просто обнимает его, положив голову ему на плечо, и смотрит вместе с ним сквозь мутное стекло. Вдалеке сияют звёзды и луна, и редкие облака неестественно выделяются белёсыми пятнами на тёмном небе. Гермиона, забыв, что не верит в прорицания, пытается разглядеть в неопределённых фигурах какой-нибудь знак.

Проходит несколько часов, прежде чем их находит Кикимер.

Он вручает им обоим по флакону, к которым прицеплены аккуратные бирки с именами, выведенными знакомым почерком. В обоих флаконах мутно белая субстанция.

Гермиона и Гарри удивлённо переглядываются, когда понимают, что внутри — воспоминания.

***