Цена покорности

— Чтобы за Женей присмотрели, я должна была заплатить еще пятьсот тысяч. Кирилл потер глаза пальцами.

— Понятно. Наверно, спрошу глупость, но почему ты не взяла их из денег, которые получила за то, что продалась мне? Я абсолютно не могу понять эту жадность, Дарин. Возомнила себя Робином Гудом?

Лишь легкое дребезжание голоса выдавало его злость.

— Нет, — ответила я. — Я все отдала адвокату в первый же день. Он обещал…

— О, знаю-знаю, — издевательски продолжил Кирилл. — Обещал подмахнуть судью следаков, прочую мелочь. На это у Гараева ушло миллионов пять — не больше.

— Да.

— Что — да, Дарина?

— Это все, что мне досталось — пять миллионов.

— От пятидесяти? — рявкнул Кирилл, и я подпрыгнула от неожиданности.

Покивала.

— Оху… — он не договорил ругательство, запустил руку в волосы. — У сутенеров на Ленинградке и то более щадящие проценты.

— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, — буркнула я.

Кирилл обжег взглядом, и я втянула голову в плечи, но он меня даже не одернул, лишь выдохнул, смиряясь, и объяснил:

— Вадик и Сережа тебя просто надули. А Гараев продолжает это делать. Твоего брата никто не собирался убивать. Я бы знал.

Мне стало больно дышать. Я схватилась за горло, зажмурилась.

— Я что-то подобное предполагала, — промямлила еле слышно, отхлебнув воды.

— Но это тебя не остановило.

— Нет.

— Понятно.

— А если бы это было правдой?

— Да, конечно, если бы… — ехидно процедил Кирилл. — Ты предпочла поверить жулику-адвокату и украсть у меня, вместо того, чтобы прийти и попросить, рассказать… Блеск, детка.

— Прости, — промямлила я, опустив глаза.

Было так обидно и больно. Гараев врал мне, действительно врал, а я ему доверяла. И что теперь делать? Даже представить не могла. Но, оказалось, что и не нужно.

— Гараев больше не будет представлять интересы твоего брата. Я лично выберу адвоката, и он займется делом Евгения. — Кирилл чуть махнул рукой, пресекая мои попытки его перебить. — Я знаю, что это не самое простое дело, и там нужно включать все рычаги давления.

— Я не могу просить тебя об этом.

— Тебе и не нужно. Ты моя, Дарина. Я могу и буду решать твои проблемы.

— Это так не делается.

Брови Кирилла взлетели вверх.

— Ты собираешься указывать мне, девочка?

— Нет, но…

— Ничего не хочу знать. Я сообщу тебе, если будет что-то важное. — Салманов встал, подхватил столик с посудой, оставив мне кофе и апельсины. — Я буду работать дома сегодня, в кабинете. Он в конце коридора. Но если тебе что-то понадобится, лучше скинь сообщение. Постарайся поменьше двигаться. Тебе нужно восстановиться.

— Я верну тебе деньги, клянусь, — крикнула я ему в спину, чувствуя себя почему-то обделенной и обиженной.

— Разумеется, — обернулся Кирилл. — Почку продашь? Отдыхай, Дарина.

Едва его шаги стихли, я расплакалась.

До конца недели Кирилл работал дома. Он ухаживал за мной, кормил, обрабатывал повреждения. Как ни странно, но уже через два дня я почти не чувствовала дискомфорта, когда сидела, только запястья ныли ссадинами.

Я спала в постели Салманова, жила в его комнате, видела его чаще, чем когда- либо до этого, но при этом мы практически не общались. Кирилл меня не замечал, и от этого было больнее, чем от кнута. К выходным его болезненный игнор спровоцировал меня на очередное бунтарство. Я понимала, что сейчас сделаю глупость, но ничего не могла с собой поделать.

— Думаю, мне сегодня лучше спать внизу, — заявила я хозяину, когда он зашел в спальню ближе к ночи.

— Я не уверен в этом, — ответил Салманов и впервые за эти дни одарил меня внимательным взглядом. — Почему ты так решила?

— У меня почти не болит. Тебе не нужно за мной присматривать.

— Опять указываешь мне, что делать, Дарина? — проговорил он устало, присев на кровать.

— Просто я не понимаю…

— Ладно, — перебил Кирилл. — Я объясню. Меня волнует твое душевное здоровье намного больше, чем следы от порки и веревок.

— Почему?

В принципе я чувствовала себя нормально в этом плане. Разве что ранил игнор, но с этим можно жить.

Кирилл просверлил во мне две дыры своими глазами-лазерами, спросил:

— Тебе было больно во время наказания?

— Да, — пискнула я.

— Насколько? Скажем, по десятибалльной шкале. Если один — это комариный укус, а десять адский ад.

— Семь, — выдала я, почти не думая.

— Ты могла терпеть?

— Да, вполне.

— Ты знала, что виновата и хотела получить все двадцать ударов?

— Да.

— Почему же ты меня остановила, Дарина?

У меня не было ответа на этот вопрос. Я опустила глаза и промямлила:

— Я… Я не знаю.

— Вот и я не знаю, девочка, — проговорил Кирилл ласково, погладив меня по щеке.

Он словно просил поднять голову, и я, не в силах игнорировать эту нежность, посмотрела на своего хозяина.

— Я не люблю наказание, но знаю в этом толк, Дарина. Я точно понимал, сколько силы вложить в удар, чтобы не навредить. Но ты почти лишилась сознания, и я испугался. Очень. Твой эмоциональный отклик на боль… Я не сталкивался с подобным.

— Понятно, — буркнула я, хотя не особенно понимала. — Со мной все в порядке. Можешь не волноваться.

— Не могу, — признался Кирилл. — Но если ты настаиваешь, я не буду держать тебя силой у себя.

Я задрала нос.

— Да, я настаиваю.