Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Вопреки желанию Кальтенбруннера, заседание большого «комитета за освобождение народов России» (КОНР) было проведено не в Потсдаме, а в Праге — в оккупированной славянской столице. Протектор Богемии (протектората Чехия и Моравия. — Ред.) Карл Герман Франк протестовал ввиду опасности этого символа вольнодумства, и мало кто сомневался, что Гиммлер и Кальтенбруннер разделяют опасения Франка. И все-таки Власову было позволено сделать по-своему как в отношении выбора места, так и содержания программы, которую нужно было объявить. Эта вседозволенность вызывала меньше удивления, если знать, чего это стоило на самом деле. Гитлер со времен своих политических заявлений 8 июня и 1 июля 1943 г. не изменил своего образа мыслей. В вещании на «другую сторону» все было разрешено, и все эти шутовские номера, которые будут исполнены в Испанском зале дворца Градчаны, были предназначены для советского потребления — прежде всего и вообще. Даже если бы в ноябре 1944 г. был хотя бы малейший шанс победы над Советским Союзом, Гитлеру КОНР не был бы нужен. Почему Гитлер настаивал бы на сохранении всей структуры бесполезного и дорогостоящего восточного министерства в целости и сохранности, если бы оно не было предназначено для восстановления германского гражданского управления на территориях, которые могли бы быть отвоеваны? Штрик-Штрикфельд, который отказался от повышения в звании из капитанов в полковники, потому что надо было вступить в СС, и который поэтому был вынужден расстаться с Власовым после двадцати семи месяцев привязанности, предупреждал Власова об истинной ситуации за два дня до Пражского совещания. Власов ответил, что теперь не может отступить и предать так много людей, которые возложили на него свои надежды. В свете истории для коллаборационистов «двенадцатого часа» было бы лучше, если бы Власов бросил их в ноябре 1944 г., а не в апреле 1945 г. Но кто может увидеть нынешние события такими, какими их увидит история в будущем?

Наилучшим свидетельством значительно замаскированной сути Пражского совещания и манифеста 14 ноября было отсутствие министров Гитлера. Поначалу Гиммлер намеревался пригласить статс-секретарей министерств пропаганды, внутренних дел и труда, а также представителей министерства иностранных дел и вермахта. И возможно, после беседы 16 сентября Власов рассчитывал на присутствие Гиммлера. Но Гиммлер удовлетворился поздравительной телеграммой, и был представлен только МИД. Были планы рассматривать КОНР как суверенное правительство, послав для участия статс-секретаря Риббентропа Штейнграхта фон Мойланда. Но от этого плана отказались, и МИД был представлен двумя второразрядными советниками, причем оба были специалистами по советскому коллаборационизму. Это были Вернер Лоренц, на самом деле служивший в СС, и бывший начальник управления по переселению, RUSHA, а также бывший советник при московском посольстве Германии Густав Хильгер, который посещал Власова в Виннице в августе 1942 г. Еще более заметным изменением стал отказ Кальтенбруннера разрешить делегатам от восточных рабочих и военнопленных путешествовать в ранге свободных людей. Согласно заявлению другого чиновника службы безопасности, Фридриха Бухардта, который был специалистом по закулисным сделкам, это была работа Розенберга. Фон дер Мильве из восточного министерства дошел до того, что заявил, что «Розенберг открыл Гитлеру глаза».

Следует отметить, что жалкий тон протестов Розенберга перед Ламмерсом и Гитлером был преувеличен. Гитлер его не увидит — не видел с ноября 1943 г., — но Розенберг знал, что если это дело довести до сведения Гитлера, то баланс колеблющегося мнения диктатора может быть нарушен в сторону сепаратизма, а не в сторону Власова. Кроме того, у Розенберга была поддержка Кестринга в вермахте, Тауберта в министерстве Геббельса, Бергера и Арльта в собственном учреждении Гиммлера. В этом жутком «Кремле на Принц-Альбрехт-штрассе» Кальтенбруннер уже не мог быть столь заносчив, и в октябре он нанес Розенбергу личный визит в его офис, переехавший в Михельсдорф. Кальтенбруннер выслушал многословные предупреждения Розенберга о возрождающемся русском империализме в высокомерном молчании. Но после встречи Розенберг получил наконец стимул на риск прямой атаки на Гиммлера. Он предложил послать меморандум Гитлеру с жалобой, что СС превысила свои инструкции. Гиммлер испугался и отменил первоначальные приглашения, в то время как Розенбергу, этому живому символу колониальной оккупации, было наконец разрешено послать представителя в Прагу в лице вездесущего Брайтигама.