Цена рока

— Я жду. Я жду. Я жду — доверия в ваших глазах, — наконец, на крышу выходят гитаристы и солист, и публика встречает их сегодняшние жаркие образы восторженным свистом. — Я жду — признания в ваших сердцах.

Кейд в лёгком шоке смотрит на творящую внизу вакханалию — он попросту не представлял себе, сколько уже шума наделали они с ребятами в сети, и что некоторые люди специально приехали сегодня с соседних городов, чтобы увидеть живой рок во плоти. Когда-то он собирал стадионы своим голосом. Сейчас он готов задохнуться от осознания, сколько сердец притягивает эта музыка, и ему остаётся только продолжать игру со своей публикой, отбивая ботинком ритм от грязной крыши:

— Я жду — хочу созерцать ваш крик! Я жду — жду этого каждый миг! Я жду — хочу, чтобы могли понять! Я жду — чтобы каждый мог наблюдать! — громче, собираясь с силами, разогревая их и разогреваясь сам.

Сегодня он свободен от гитары, в руке радиомикрофон, и это шанс не стоять на месте, а двигаться. Обойти вокруг Данди, чьи басы медленно раскачивают даже сам знойный воздух — на проигрыше качать с ним головами в такт. Походя кивнуть Джейку, сегодня целиком отвечающему за гитару. И посмотреть на скромно снимающую с угла крыши камеру в руках Сьюзен — не в кадр, поверх него. Она подмигивает, как бы говоря: «начинаем неплохо», и у Кейда не остаётся сомнений, что он сделает настоящее шоу.

— Я жду — жду ваши овации! Я жду — я жду детонации! Я жду — готовлю для каждого роль! Я жду — я хочу получить контроль! — и снова тише, вкрадчиво, опираясь ногой на ящик и опасно наклоняясь вперёд, словно готов прыгнуть с этой крыши на тянущиеся снизу руки: — Над собой… И над судьбой. Над толпой. Над тобо-ой! — удар Нила и Данди сливается в одну вибрацию, уходящую в самый центр груди, и Кей берёт грубые, властные ноты, словно он действительно дирижёр своей публики: — Узрите бурю!

— Мы видим вас! — эхо на подложке, словно скандирование, и Кей не сомневается, что ко второму припеву до его зрителей по горящей ниточке дойдёт, где можно подпевать.

— Мой рёв безумен! — громыхая уже не только на всю улицу, а кажется, на весь Мидлтаун, в каждый дом и квартиру с дрогнувшими стёклами.

— Мы слышим вас!

— Дайте мне шума! — ответный свист, хлопки и поднятые вверх руки.

— Он для вас!

— Ваш не слышен кри-и-ик! — песня призвана раззадорить, и она с этим справляется на сто процентов. Благодаря суровым, жирным басам людей качает не меньше, чем самого Кейда, довольно скалящегося на правильную реакцию. Теперь это действительно похоже на флешмоб — кажется, что он своим голосом закинул цепкий крючок к каждому слушателю, и теперь волен крутить ими, словно марионетками. И это чистый кайф для обеих сторон. Лучше любой зависимости и любого допинга — когда музыка превращает всех в единый организм. На втором же повторе эхо уже не нужно: скандировать начинают сами люди, как и планировалось в идеальном варианте:

— Дайте мне шума! — просит Анархист, взывая к нутру каждого.

— Он для вас! — послушно подхватывают зрители внизу, и у Кейда туго сворачивается клубок в животе: это чувство не передаётся словами, когда слышишь ответ на свои призывы.

Сьюзен в упоении пританцовывает, на всякий случай поставив камеру на штатив, но понемногу меняя угол обзора. Кей отрывается: запрыгивает на ящик, расставляет руки, словно птица, которая вот-вот взлетит с этой крыши и сгорит в закатных лучах. Кадры выходят, словно из фильма. Он настолько в своей стихии, настолько легко берёт даже сложные по звучанию октавы припева, на грани с экстрим-вокалом, что мурашки идут по позвоночнику горячими стайками. Всё-таки его тембр можно назвать невесомой магией, уж ей-то знакомо, как он может проталкивать свой голос на подкорку сознания:

— Мы хотим доверия от вас… Мы хотим, чтоб ты поверил в нас. Мы хотим занять ваши сердца. Мы хотим остаться в них до конца, — даже не пение, а шёпот, настолько захватывающий в свой плен, что его оттуда уже не вытряхнуть. Кажется, люди внизу будут ещё несколько дней ощущать это щекотание в затылке. А главное — они запомнят, кто засунул в их мозги въедливый ритм. — Узрите бурю!

— Мы видим вас!