— Скажем, у подруги.
— У подруги. Постойте, постойте, ага! Уж не у Лены ли Старковой?
— Однако, — произнес удивленный Сорин.
— Профессиональная память. Я же вами довольно долго занимался. Вот только достать вовремя не успел: кто ж мог предположить, что вы так лихо за границу улепетнете. Как вам, кстати, визу удалось получить?
— Я давно собирался, — еще раз соврал Сорин, — задолго до всех событий. А тут так совпало.
— Угу, — отметил про себя Трегубец. — Надеюсь, паспорт у вас, Андрей Максимович, с собой?
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался Сорин.
— Очень вы суетливы, молодой человек. Боюсь, как бы не упустить вас еще раз.
— Что вы имеете в виду?
— Пути Господни неисповедимы, Андрей Максимович. Вдруг завтра вам вновь взбредет в голову покинуть пределы нашей родины. Я, конечно, мог бы заблокировать аэропорты, дороги… Но зачем нам с вами эта лишняя суета. Давайте будем взаимно вежливы: вы мне отдадите свой паспорт, а я, в свою очередь, обязуюсь хранить его как зеницу ока.
— Не доверяете?
— Не то что не доверяю, но, как говорится, «свой глазок смотрок».
— Ради бога. Только у меня его нет с собой.
— Это не проблема. Где он у вас? У вашей Елены?
— Нет, дома.
— Почему же вы не носите его с собой?
— Какой паспорт вы имеете в виду?
— Естественно, заграничный: не хочу же я создавать вам трудности с проверкой паспортного режима. Остановит вас какой-нибудь постовой, заберет вас в отделение, а там — ищи-свищи вас по КПЗ.
— И что же вы предлагаете?
— Очень просто. Сейчас Ян и вы заскочите к себе на квартирку, отдадите ему общегражданский, так сказать, заграничный, и — ступайте подобру-поздорову. Да, кстати, телефончик черкните, чтобы мне лишний раз в деле не копаться.
— Телефон Старковой? — уточнил Сорин.
— Именно его.
— Пожалуйста. — Андрей взял протянутые ему ручку и бумагу и написал семь цифр. — Только когда будете звонить, — предупредил он Василия Семеновича, — пожалуйста, не объявляйте, что вы из милиции, незачем пугать бедную девушку.
— Ну, что вы, что вы, Андрей Максимович, вы меня уж совсем за пустоголового держите. Да, вот еще. Прежде чем мы с вами расстанемся, надеюсь, ненадолго, прошу вас запомнить: по первому же моему требованию (будем называть это убедительной просьбой) являться на место обозначенной встречи.
— Не могу же я бросить все свои дела и ждать вашего звонка, как влюбленная девица!
— Никто и не просит: всегда договоримся. Тем не менее не манкируйте нашими свиданиями.
— Постараюсь, — сухо ответил Сорин.
— Ну, вот и отлично, — засмеялся Трегубец. — А теперь прошу в карету и… Ян! Проводи молодого человека. Довези его до дома, отними у него документик и возвращайся. А я покуда передохну здесь маленько: уж больно крепким оказался этот Толик, до сих пор в голове шумит.
— Хорошо, Василий Семенович. Ну, пошли, — сказал Ян и легонько приобнял за плечи Сорина.
— Я, простите, не люблю фамильярности, — сказал Сорин, отодвигаясь.
— Смотри, какая цаца!
— Господин следователь, уймите вашего подчиненного.
— Ян, Ян, ты особенно не напирай: молодой человек оказал нам любезность и, надеюсь, впредь еще не раз окажет. Ты уж помягче с ним.
— Не сахарный, не растает, — ответил Ян, проверяя, на месте ли ключи от машины.
Была ли его грубость и строгость по отношению к Сорину напускной, или просто он свято чтил указания начальника, но, так или иначе, всю дорогу до дома Андрея Старыгин ему не докучал и, когда они поднялись в квартиру, был так же спокоен и вежлив; дождался, пока Сорин найдет свой паспорт, взял его, внимательно прочитал фамилию и, сличив фотографию с оригиналом, махнул на прощание рукой и отчалил.
Оставшись наконец в одиночестве, Андрей рухнул в кресло возле любимого письменного стола и принялся осмысливать ситуацию. Несмотря на все ужасающие события прошедшего дня, он не мог сказать, что день этот был тяжелым и неудачным, напротив, плюсов в нем оказалось больше, чем минусов. Во-первых, он узнал имя своего «заказчика». Как использовать это знание, Андрей еще не представлял, но понимал, что рано или поздно фамилия «Ермилов» встретится ему и, может быть, не только здесь, а даже и за рубежом. Сорин отлично понимал всю тщетность надежд на более подробную информацию о Ермилове Геннадии Андреевиче: Трегубец никогда не скажет ему, кто он и чем занимается, а включать в это дело каких-либо дальних знакомых Андрей боялся не только потому, что это может произвести лишний шум, но и в силу того, что людям такого рода поиски могут серьезно навредить. «Хватит смертей, — сказал он себе, — хватит. В конце концов, отягощать лишней кровью свою душу я не намерен».