— О, нет — он наломал немало дров. Я хочу поставить его на колени. Я хочу…
Неожиданно она разрыдалась.
— Почему ты так говоришь? Почему ты так жесток? — кричала она. — Посмотри на себя! Ты сам не свой! Разве ты не можешь быть самим собой?
Пораженный такой неожиданной вспышкой гнева, он молчаливо смотрел на нее.
— Что ты хочешь этим сказать? — слезы градом катились по ее лицу. — Чего ты добиваешься? Хочешь сделать только себе хуже? Что случилось с тобой? Какой бес вселился в тебя?
Растерянный, он не отрывал от нее глаз. Протянув руку, он хотел дотронуться до нее, чтобы утешить. Ему не приходило в голову, что слезы душили ее давно, с того самого момента, когда она подверглась нападению Куха; слезы душили ее во время нескончаемого пути от дома до кафе, где она все еще надеялась увидеть ожидающего ее моряка. И сейчас, не найдя его, уже не могла более сдерживать себя и дала волю чувствам. Всего этого Зип, разумеется, не знал; он Знал лишь то, что она плачет. И перед лицом женской ранимости, перед лицом боли, которую ему никогда не доводилось испытать, Зип одернул руку, побоявшись сейчас прикоснуться к ней, побоявшись установить контакт, казавшийся в эту минуту таким личным и таким откровенным.
— Послушай, не надо плакать. К чему эти слезы?
— Обещай, что ты ничего не сделаешь Альфи, — сказала она. — Обещай.
— Ты… ты не должна плакать.
— Обещай мне.
— Чайна, я уже всем рассказал, что собираюсь сделать. — Он замялся. — Я сказал, что ты моя девушка.
— Ты не имел права так говорить.
— Знаю. Конечно, ты не моя девушка. Послушай, ну хватит плакать. Тебе дать носовой платок?
— Я не плачу, — всхлипывая, произнесла Чайна.
— На, возьми, — он протянул ей платок. — Я им почти не пользовался. — Она вытерла нос.
— Хочешь мороженого? — осторожно спросил Зип.
— Нет. Зип, ты ведь ничего с ним не сделаешь, правда? Поверь, он ничего мне не сделал. Он хороший парень.
Зип молчал.
— Ты совершишь очень большую ошибку, если расправишься с ним.
— Ты все еще дуешься на меня за то, что я сказал, что ты моя девушка? — поникшим голосом спросил он.
— Нет, я не обижаюсь.
— Больше этого не будет, — тихо произнес он. Затем, пожав плечами, продолжил: — Сам не знаю, зачем я так сказал. Наверное потому, что ты очень красивая.
— Спасибо, — она едва заметно улыбнулась. Вернув платок, сказала: — Он весь мокрый от слез.
— Ничего, ничего. Тебе сейчас лучше?
— Немного лучше.
— Чайна, ты не должна плакать. Грех лить слезы, пока не случилось ничего страшного, пока ты не потеряла кого-то.
— Вот именно, что я потеряла, Зип. — Затем, покачав головой, спросила: — Так ты обещаешь? Я говорю об Альфредо.
— Я еще…
— Мне не хочется, чтобы ты из-за этого попал в беду, — произнесла она.
Он уставился на нее так, как будто, эта фраза была произнесена по-русски. Нахмурив брови, он пристально посмотрел ей в лицо. Это было что-то новое. Он не мог ничего понять. Конечно, он не тешил себя мыслью, что нравится ей, как многим другим девчонкам. Так как же это можно было объяснить? Черт возьми, почему она должна беспокоиться о нем? И все-таки он был твердо уверен, что она не лжет. Находясь сейчас рядом с ней, он знал, что она волновалась за него так же, как и за Альфи.
— Мне необходимо подумать, — произнес он.
— Пожалуйста, подумай об этом. — Едва коснувшись его руки, она повернулась и быстро зашагала прочь.
Нахмуренный, он смотрел ей вслед.
"Мороженое", — послышался голос продавца. Зип кивнул. Заплатив за пять порций, он положил их в картонную коробку и взял ее двумя руками. Он все еще хмурился, но скоро лицо его прояснилось и, уже улыбаясь, он направился к ожидавшим его товарищам.
Наконец Фрэнк Эрнандес добрался до навесной лестницы. "Надо быть осторожнее, — подумал он. — Если пули просвистят ниже — мне конец. Тогда это будет конец всему".
Затянув потуже ремень кобуры, он подпрыгнул, но промахнулся и рухнул на тротуар. Прислонившись к стене, взглянул вверх. Непрерывные оружейные залпы с крыши преграждали путь Мирандо к окну. Подкравшись, он подпрыгнул опять. На этот раз ему повезло. Ухватившись за лестницу, он начал перебирать руками, поднимаясь вверх. Но в это время лестница под тяжестью его тела начала медленно опускаться. Скрип заржавевших петель заглушался ревом оружия с улицы. Вынув из кобуры "кольт", он преодолевал оставшуюся часть пути с оружием в руках.
Затаив дыхание, толпа наблюдала за ним.
Подойдя к ящику, Зип все еще улыбался, раздумывая над словами, брошенными ему Чайной. Он с удивлением обнаружил, что ему стало легче, как будто… как будто с него свалился какой-то тяжелый груз. И вдруг до него донеслось:
— Как мило со стороны "Латинских кардиналов" купить нам мороженое. — Зипу стало не по себе. Он тотчас узнал знакомые рубашки из парчи и в его голове лихорадочно закружились слова "Королевские гвардейцы". Стараясь внушить себе, что не боится их, он в то же время почувствовал, что у него начинает пересыхать в горле.
— П-привет, Томми, — произнес он.
— Привет, Зип, — ответил Томми. — Ты явился как раз вовремя. Сгони вон этого с ящика.