Не сразу, но я смогла расслабиться и привыкнуть к постоянному присутствию Вовы в своем личном пространстве. Перестала смущаться, когда его рука собственнически прижимала к себе, устраивая удобнее для «киносеанса». А на четвертый день сама обняла первой, попутно проведя ладонью по крепкой груди парня. И судя по тому, как его ладонь легла поверх моей, переплетя наши пальцы, происходящее понравилось абсолютно всем присутствующим.
Единственное, что слегка портило общую картину — дальше объятий дело не шло. Первые дня два, пока держалась температура и слабость, естественно, о таком даже не думала. А вот потом…
Одергивала и ругала себя, каждый раз быстро отводя глаза от соблазнительных губ Владимира, но в меня словно бес вселился. Хотелось прижаться к ним хоть в мимолетном касании, просто почувствовать отклик…но переступить через себя не получалось, а сам парень словно решил взять приз за целомудренность — обнимать обнимал, но не более того. И даже понимание того, что кашляющая, как последний туберкулезник дама, не тянет на мисс «Сексуальность», не могло уничтожить червячок легкой неудовлетворенности внутри.
И все чаще мысль, что мой болеющий вид свел на нет все влечение Вовы ко мне, посещала мою беспокойную голову. Настолько, что почти уверилась в том, что парень просто чувствует себя виноватым за то, что в результате нашего путешествия на мотоцикле, я заболела. И теперь просто заботится, компенсируя свое чувство вины…
Само собой, за эти дни он увидел всю подноготную моей жизни, став на какое-то время невольным ее участником. И хотелось мне этого или нет, у него возникли определенные вопросы. Хотя, ради справедливости, стоит заметить, что Вова оказался человеком достаточно корректным и воспитанным, чтобы не лезть «слишком глубоко». И степень моей откровенности зависела целиком и полностью от меня, позволяя нашему общению оставаться приятным и непринужденным даже при затрагивании сложных для меня тем.
Но один разговор мне запомнился особенно. Он состоялся на третий день моей болезни, когда я с несчастным видом сидела на кровати и пыталась выпить жутко кислую бурду, именуемую полезным напитком — суточная доза витамина С, растворенная в стакане теплой воды…
— И давно?
Я с готовностью вскинула глаза на парня, радуясь маленькой отсрочке от употребления лекарства. Вова задумчиво рассматривал металлическую дверь, слишком чужеродно смотревшуюся на фоне комнаты, чтобы остаться незамеченной. И смысл вопроса меня вдохновил еще меньше кислятины в стакане…
— Давно, — едва заметно пожала плечами, отпивая глоток и непритворно морщась по всем причинам сразу, — больше года точно.
— Из-за матери? — Вова тут же осекся, быстро добавив, — извини, я не хотел лезть…
— Ерунда, все в порядке, это уже давно ни для кого не секрет — перебила я его, качнув головой. А еще через глоток добавила, — и из-за нее тоже. Хотя, скорее из-за ее гостей.
Мы помолчали. Я делала вид, что полностью поглощена напитком, а Владимир так и продолжал стоять в дверном проеме. И неловкость, повисшая между нами, с каждой секундой становилась чуть ощутимее…
Я не знала, что сказать. Продолжать начатую парнем тему точно не хотелось. Я понимала, что это часть моей жизни, но примириться с этим не получалось. Всем нутром стремилась отгородиться от нее, словно образ жизни матери делает меня причастной. И ощущалось это, как пятна чернильной грязи на светлом подоле длинной юбки…
— А если попробовать оформить общежитие? Там хоть поспокойнее, — неуверенно предложил Вова, словно боясь меня обидеть. И это было так странно, что напряжение, неприятно сковавшее тело, отступило, позволив расслабиться.
— Я пробовала, но в деканате только развели руками — мест слишком мало, иногородним не хватает. А уж с городской пропиской…
Снова глоток и гримаса. Какая же гадость этот ваш витаминный порошок…
— А если напрямую с комендантом? — оживился Вова, подходя ближе и садясь рядом на постель, — ведь только он заведует местами и заселением! Один раз дать «на лапу» и жить потом, как все!
— Ага, — усмехнулась я на всплеск чужого энтузиазма, — а потом неожиданная проверка, или кто-нибудь из «доброжелателей» пожалуется. И снова сумки с переездом? Жить, как на «пороховой бочке» немногим лучше, чем тут.
Я понимала, что он хочет помочь. И один этот факт заставлял настроение медленно, но ползти вверх, несмотря на неприятную тему разговора.
— Да уж…
— Ну, как есть, — осталось еще два глотка, и я собиралась с силами для последнего рывка. Хорошо, что это суточная доза! Больше одной такой пытки в день не выдержала бы.
— А родственники? — неожиданно раздалось сбоку, прервав мои попытки впасть в транс.
— Какие родственники? — не поняла я вопроса, мыслями убежав слишком далеко, чтобы сразу вспомнить, о чем шла речь.
— Хоть какие-нибудь, — развел руками Вова, — неужели никого, кроме мамы нет?
— Нет, — я резко выдохнула и в один прием заглотила остатки жидкости, на миг задохнувшись от спазма, стянувшего челюсти. Но, похоже, это сыграло определенным катализатором, натолкнув на давно забытое, — хотя… Есть. Точнее, была.