Однако давящее предчувствие не отпускало. В голове неожиданно всплыл неприятный эпизод, который приключился с ними по пути на юг, и который она попыталась выкинуть из памяти.
Это произошло то ли в Саратовской, то ли в Волгоградской области, теперь уж и не вспомнить. Справа от них возник оставшийся безымянным городишко, один из тех сонных провинциальных городков, где дома не выше пяти этажей. Обычно они старались просто объезжать их по окраине, следуя указаниям навигатора, чтобы не терять времени. Но Руслану потребовалось то ли масло автомобильное, то ли ещё что-то, и они свернули с основной трассы и заехали в городок. Петляя по тихим улочкам в поисках магазина автозапчастей, наткнулись на симпатичную, по всей видимости, недавно отреставрированную церковь.
Марусе вдруг захотелось зайти внутрь. Постоять, помолчать перед иконами, подать записки, поставить свечки, вдохнуть благостный, душноватый аромат ладана и горящих свечей. Попросить у Бога, чтобы всё сложилось хорошо там, куда они направляются.
Даже если не особенно веришь, хочется переложить часть ответственности на чьи-то плечи. Обратиться с просьбой в тайной надежде, что кто-то услышит тебя и решит её выполнить. А почему бы и нет? Ведь не так уж много ты и нагрешила, не такой уж плохой человек, чтобы Бог проигнорировал твои робкие надежды…
Руслан остановил машину, и они, все втроём, зашли в храм. Дочь не стала ёрничать и отказываться: послушно повязала голову платком, выудив его из пёстрой кучи, что лежала на скамье возле входа. У мужа было специфическое отношение к Богу: он не отрицал – «что-то такое есть», но… Но это не имело для него большого значения. Его растили люди разных национальностей и вероисповеданий: мать, русская, была православной, татарин-отец – мусульманином. Сын так и не приобщился ни к той, ни к другой вере, лишь время от времени заходил за компанию с женой в церковь. Но она знала, что эти редкие визиты оставляют его равнодушным.
Каблуки Марусиных туфель звонко цокали по полу, и она старалась ступать на носочки, чтобы не нарушать тишину, не мешать. Храм был просторный и светлый. Старинные, потемневшие от времени иконы висели вперемешку с недавно написанными образами. Теплились лампады. Мерцали, медленно оплывая, свечки на золочёных подносах. Тихо перешёптывались старушки-служительницы. Склонив голову, стояла и плакала перед иконой Божьей Матери молодая женщина. За руку она крепко держала маленькую девочку. Малышка шмыгала носом, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и с любопытством вертела головой. Руслан дал жене несколько мелких купюр, они с Алисой купили в церковной лавке свечки и двинулись вглубь храма.
Когда они, спустя минут пятнадцать, вышли на улицу, щурясь от яркого света, муж уже стоял возле входа и ждал их. Они пошли к машине, не разговаривая, думая каждый о своём, и на пути их возникла женщина. Одета в лохмотья, на лице – жалобное и скорбное выражение. Рот перекошен в плаксивой гримасе. В руках – картонка с надписью: «Помогите погорельцам, люди добрые! Одна с детьми осталась на улице». Преградив им дорогу к машине, женщина заныла:
– Помогите, за ради Христа! Бедствуем, кушать нечего, сама не ем, дети голодные сидят уж какой день!
Руслан полез за бумажником. У Маруси денег с собой не было, а то бы она, конечно, тоже помогла несчастной. Хотя, по правде говоря, измождённой женщина не выглядела. Румяные круглые щёки, полные руки, яркие, отнюдь не бледно-синюшные губы. Да и лохмотья её выглядели ненатурально. Смахивали на театральный костюм.
– У меня только тысяча, – неловко произнёс муж и добавил извиняющимся тоном: – Только что в церкви всю мелочь отдали.
Нищенка не растерялась. Выудив из глубин своего заношенного платья вполне приличный, добротный пухлый кошелёк, она бодро проговорила, нимало не смущаясь:
– А давайте я вам сдачу дам! Вы сколько дать хотели? Полтинник?
Маруся изумлённо раскрыла рот. Алиска в голос расхохоталась. Руслан потемнел от гнева и прошипел, отчётливо выговаривая слова:
– А ну, пшшла отсюда, прошмондовка!
Они чуть не бегом направились к машине. Почему-то было стыдно и неудобно. А псевдонищенка выкрикнула им вслед:
– Сам иди! И сучек своих забери! Чтоб вам пусто было! Чтоб вы передохли все!
Она старалась не слушать, не обращать внимания. Но настроение было испорчено. Одухотворённость, тихое спокойствие исчезли без следа, перечёркнутые этим «чтобы вы передохли». От спонтанного похода в церковь осталось тяжкое, досадное ощущение.
…В пять часов, когда они садились в машину, чтобы ехать за покупками, Алиса так и не вернулась. И в половине седьмого, когда приехали обратно, нагруженные пакетами, тоже. Звонить на сотовый было бесполезно: вылетев из дома, девочка оставила мобильник в своей комнате. Руслан сдвинул брови и буркнул:
– Ладно, время детское. Набегается и придёт. В конце концов, надо её когда-то воспитывать!