– Кто бы говорил! Мне, между прочим, и без Надьки есть в кого быть шалавой! На себя посмотри! Ребёнка нагуляла, родила за партой, а туда же, мораль читает!
Стало тихо. Алиса, похоже, сама от себя не ожидала таких слов. Выкрикнула – и испугалась. Застыла на стуле. Маруся вздрогнула, побледнела, закусила губу. Глаза её наполнились слезами, она хотела что-то сказать и не смогла. Встала и выбежала из комнаты.
Алиса и Руслан остались одни.
Скорее всего, это был тот самый момент, когда можно было обернуть в свою пользу сложившуюся в семье непростую ситуацию. Нужно было заставить девочку в полной мере ощутить чудовищную недопустимость таких слов, заставить пожалеть о них, напомнить, что матери пришлось несладко в жизни; она ошибалась, но очень любит дочь и хочет стать ей другом… Тем более Алиса и сама уже пожалела о своей вспышке.
Но понимание этого пришло позже. И Руслан повёл себя, как мужчина, женщину которого обидели.
– Ты что себе позволяешь, дрянь? – процедил он. – Кто ты такая, чтоб судить мать? Она из кожи лезет, лишь бы тебе угодить, а ты… Имей в виду, я такого в своём доме терпеть не намерен!
Он говорил жёстко и зло, не делая скидки на возраст, не задумываясь, как смягчить удар, скорее, наоборот. Алиса отреагировала ожидаемо. Раскаяние и растерянность были отброшены и забыты, снова поднял голову гнев, девочка вскочила со стула и завопила:
– Да знаю я, что вам обоим на фиг не нужна! Лицемеры проклятые! Только и думаете, как бы от меня избавиться! Я вам чужая! «В своём доме!» – яростно передразнила она. – Конечно, в твоём! Извини, что дышу здесь твоим воздухом! Что живу здесь! Мать как собачонка за тобой бегает, на всё готова, лишь бы её покормили и погладили, а я не буду! Я… да пошли вы оба!
Маруся из соседней комнаты слышала яростные крики дочери. Она сидела на кровати в спальне и плакала, никак не могла остановиться. Это было начало долгой череды слёз: с того дня она рыдала каждый день. Алиса выкрикивала беспощадные, несправедливые слова, и каждое из них кнутом било по оголённым нервам. А потом с грохотом хлопнула дверь, послышались торопливые удаляющиеся шаги. Девочка куда-то умчалась. Наверное, к своей Надьке, будь она неладна.
Через минуту в спальню зашёл муж.
– Что ты ей сказал? – Маруся смотрела на него, и лицо у неё было сморщенное, жалкое, в красных пятнах.
– А что я мог сказать? – сердито и вместе с тем растерянно ответил Руслан. Он не ожидал вспышки такой обжигающей ненависти. – Приструнить хотел. Сказал, нельзя так с матерью говорить. А она…
– Я слышала, – грустно перебила Маруся. – Она ушла?
Он кивнул и сел рядом с женой.
– Вернётся, никуда не денется. Куда тут бежать-то?
– Знаю, что вернётся, но… Может, пойти поискать? – нерешительно предложила она.
– Да-да, иди, беги! Она и без того тебе на шею села и ножки свесила, а тут совсем обнаглеет.
Он и вправду так считал. Детям, а тем более подросткам, нельзя давать воли. Они как зверьки, живут инстинктами, проверяют старших на прочность. Дал слабину – пиши пропало. В глубине души Руслан считал, что и с женщинами так же: стоит им понять, что они имеют над тобой власть – и всё. Можешь быть уверен, воспользуются этой властью на полную катушку.
Маруся, как обычно, послушалась мужа. Немного успокоившись, она и сама согласилась, что Алисе не помешает подумать над своим поведением. Остынет, взвесит всё, попросит прощения. А вот если она, мать, взрослый человек, побежит за ней к Надьке (девочка, ясное дело, там, где же ещё?) с уговорами и просьбами помириться, та выкинет ещё и не такой фортель. И не раз.
Она умылась, накапала успокоительных капель с резким пряным запахом, убрала со стола. Муж сказал, что сегодня – никакой работы. Надо расслабиться. Ближе к вечеру они поедут, купят чего-нибудь вкусного. Например, Варварину пиццу, от которой Алиска была в восторге, мороженого (Маруськина слабость) и креветок (Руслан обожал морепродукты и готов был есть их каждый день). И, непременно, необычайно вкусного и ароматного местного вина. Устроят себе романтический ужин.
Наверное, к этому времени уже вернётся надувшаяся Алиска и, будем надеяться, у неё хватит ума попросить прощения. Может, и хорошо, что девочка выплеснула эту муть со дна души. Иногда нужно высказать то, что тебя мучает. Покричать, поплакать. Маруся откровенно поговорит с ней, найдёт слова, чтобы объяснить, как она любит дочь.
Она ни разу не говорила с Алисой о том, как та появилась на свет. О предательстве Максима, о том, как тяжело быть беременной в семнадцать лет, как обидно ловить сочувствующие и злорадные взгляды. Как горек статус матери-одиночки, как непросто выживать в большом городе, как мучительно стыдно, что твоего ребёнка растит мать…
И про Руслана расскажет, какой он добрый и великодушный. Маруся расскажет, и Алиса поймёт. Наверное, им следовало поговорить гораздо раньше. Но ничего, лучше поздно, чем никогда. Они помирятся, конфликт забудется, и всем станет легче. Она вытирала посуду и мысленно репетировала свою речь.