Скользнула к туалетному столику, взяла спички, покосившись на лежащую Азалию. Та была по-прежнему безучастна к происходящему в комнате.
Огонь загорелся сразу же и принялся пожирать всё, что Карина кинула ему на потребу. Непонятно, как, но то что было в кастрюле, поддавалось пламени чересчур легко и быстро, словно было ненастоящим. Скукожилась, сморщилась и быстро истаяла кожа. Растопился, пузырясь, как кислота, чёрный воск свечи. Оплавилась и почернела подставка-пентаграмма. Весело, как сухие ветки, сгорели осколки кубка.
Она следила за смертоносной работой огня не более минуты. Интуитивно, необъяснимо, но совершенно определённо знала: самое важное сейчас сжимает в ладони. Преодолевая смутное отвращение, развязала тесёмки и заглянула внутрь. Озадаченно нахмурилась и сунула руку в мешочек.
В этот момент ведьма на кровати конвульсивно дёрнулась и вздохнула. Карина замерла, но больше ничего не произошло. Решив, что она верном пути, девушка быстро вытащила что-то из мешочка.
Азалия больше не напоминала каменное изваяние: глаза её оставались закрытыми, но руки непроизвольно сгибались в локтях, вскидывались за голову, кулаки сжимались и разжимались. Дыхание стало шумным, ноги судорожно вздрагивали.
Стараясь не смотреть на ведьму, она постаралась сосредоточиться на том, что оказалось в её руках. Это были нанизанные на суровую нитку чёрные и красные крупные бусины, тонкая верёвка с завязанными на ней узлами, скрученные спиралью огарки тонких церковных свечей. Разглядев, что ещё лежит на ладони, Карина вскрикнула: перед ней были скрученные в комки волосы, ногти и зубы. Она высыпала жуткое содержимое обратно. В мешочке находилось много предметов, и это нечто хрустело и позвякивало, перекатываясь внутри.
Поначалу ей показалось, что нужно швырнуть отвратительный мешок в огонь. Но в следующую секунду она передумала. Как будто знала, как и что надо делать. Что-то вело её, направляло уже не впервые за этот вечер. И она послушалась. Покрепче перехватила рукоятку и со всего маху вонзила в мешочек ритуальный нож.
Воздух покрылся рябью, сместился, задвигался. Возникло ощущение, что комната находится под водой. Контуры предметов стали размытыми, очертания – неясными. Кожу покалывало иголочками, как если бы Карина попала под напряжение. По потолку поползли тени, пол перестал быть твёрдой опорой и ускользал из-под ног. Пытаясь удержаться, она сделала несколько неверных шагов, и оказалась возле кровати.
Ведьма теперь не лежала. Сидела, вытянувшись в струну, и хватала ртом воздух. Глаза были широко распахнуты и вращались в глазницах, то и дело закатываясь, так что оказывались видны белки. На груди расплывалось большое красное пятно.
С ужасом, смешанным с жгучим первобытным восторгом, Карина сообразила, что непостижимым образом нанесла ведьме рану. А сообразив, с мстительным удовольствием принялась втыкать нож в мешок снова и снова.
– Это тебе за папу! И за меня! И за Диану! И за всех!
С каждым ударом дыра в теле Азалии делалась шире, кровь бурлила и кипела, выливаясь из раны. Ведьма беспомощно размахивала руками, пытаясь прикрыть прореху в теле, но это было бесполезно.
В комнату вбежала Диана.
– Что здесь… – закричала она, но подавилась словами, уставившись на агонию.
Карина, искромсав мешочек так, что находящиеся в нём предметы стали высыпаться, зашвырнула и его, и нож в огонь. Костёр лениво тлел в кастрюле, но получив новую порцию пищи, радостно заурчал.
Азалия откинулась на кровать и затихла, неловко раскинув руки и ноги. Рана на груди бесследно исчезла. Жёлтая ткань оказалась нетронутой.
Не сговариваясь, они приблизились к ведьме. Воздух казался таким же наэлектризованным, даже слегка потрескивал, но больше ничего необычного не было.
– Она… умерла? – шепнула Диана.
Будто отвечая на её вопрос, Азалия открыла глаза и нашла взглядом Карину. Та испуганно отшатнулась, наткнулась на Диану, стоявшую чуть сзади. Но, встретившись взглядом с ведьмой, не смогла отвернуться.
Азалия силилась вдохнуть глубже и, похоже, не могла. Губы кривились, по лицу волнами прокатывалось страдание. Она казалась невероятно старой. Дело было не в морщинах или цвете лица: её глаза выглядели по-настоящему древними, доисторическими. Похожими на черепашьи. Словно она жила долго-долго, и слишком многое видела. Многое из того, что ни одному человеку знать и видеть не полагалось. В этих невероятных глазах жило горячее, живое чувство. Какое – Карина никак не могла понять.
– Как мне больно, – беззубо прошамкала Азалия.
Потом случилось что-то, и девушка оказалась совсем близко к ведьме. И вот тогда пришло понимание: в том пристальном взгляде были ожидание и предвкушение.
Диана, потрясённая происходящим – сгорающие в кастрюле вещи, разгромленный алтарь, корчащаяся ведьма – стояла за спиной Карины. Смотрела, как девушка склоняется ниже и ниже над ложем Азалии, проваливаясь куда-то.