Цена вопроса. Том 1

Объяснять и пересказывать свой разговор с Еленой не хотелось. Отец все равно не поймет. И не потому что глупый, отнюдь. Просто потому, что Шарков и сам плохо понимал свою жену, но не считал нужным удерживать ее и уговаривать. Раз она так хочет, раз ей так лучше – пусть будет так. Не может же он признаться отцу, что у него просто не хватает интеллектуального и эмоционального ресурса выяснять тонкости душевной организации Елены и глубину ее запросов, потому что все его мысли заняты только одним: как сделать так, чтобы выжить и при этом не загубить дело всей жизни. Хотелось бы достичь обеих целей, но это весьма и весьма проблематично, и ему нужно делать свой выбор каждую минуту: или программа, или собственная жизнь. Еще несколько дней назад ему казалось, что выбор, пусть и нелегкий, уже сделан и другого решения нет и быть не может. Но уже на следующее утро он поймал себя на мысли: а не отыграть ли назад? Так ли уж правильно я решил? Чем усиленнее он гнал от себя эту мысль, казавшуюся ему самому позорной и трусливой, тем активнее коварный лукавый мозг подсовывал ему оправдания и аргументы в пользу того, чтобы изменить принятое решение, прекратить поиски Пескова и немедленно лечь на операцию. Был и альтернативный вариант: лечь в больницу, спасая свою жизнь, и положиться на то, что Костя Большаков сам разберется со всеми трудностями, которые будут возникать. Может быть, Пескова найдут и обезвредят без всякой помощи со стороны генерала Шаркова…

Валерий Олегович ждал, что отец разволнуется, разнервничается, станет многословно возмущаться и требовать от сына отчета: что тот сделал, чтобы вернуть жену, какие меры принял. Однако генерал ошибся. Старик только спросил:

– Олежка знает?

– Конечно. Лена сама ему сказала.

– И как он отнесся?

– Расстроился, удивился, но не более того. Как еще взрослый сын, живущий своим домом, может отнестись к известию о том, что его стареющие родители разошлись? Не станет же он бегать от Ленки ко мне и обратно и уговаривать нас помириться. Да мы и не ссорились.

Олег Дмитриевич поставил на стол чашки, дробно позвякивающие о блюдца: руки дрожали. Что поделать, возраст… Разлил чай, тяжело уселся на стул и тут же переключил внимание на Ганю и Настю, бесшумно появившихся на пороге.

– Вы мои сладкие, – заворковал он, – вы мои золотые, идите скорее, я вам вкусненького дам. Умнички мои, поняли, что это Валера пришел, вышли к нам, пушистенькие мои сокровища.

Ганя с видом полного осознания собственных правомочий немедленно вспрыгнул на колени хозяина, Настя же, обнюхав ноги генерала и презрительно фыркнув, села слева от Олега Дмитриевича и вперила в него требовательный взгляд зеленых глаз.

– Это у меня рука сыром пахнет, – счастливо рассмеялся Шарков-старший. – Я же в левой руке кусок держал, когда резал, а в правой нож. Настюшка за сыр жизнь отдаст, уж до того любит!

Он отломил крошечную полоску сыра и протянул кошке. Та аккуратно взяла и тут же отошла подальше, чтобы не пришлось делиться с братом.

– Пап, не кормил бы ты их со стола, – укоризненно проговорил Валерий Олегович. – Все ведь говорят, что это вредно.

– Говорят, – согласился отец. – Но сердце-то – не камень. Не могу я не дать им, когда они так смотрят. Что у меня в жизни есть, кроме тебя да этих котов? Внук? Больно я ему нужен, звонит раз в два-три месяца, да и то только потому, что вроде как обязан, а не по интересу и не по зову души. Правнучка? Имела она меня в крупном виду. У нее и родители есть, и бабушек-дедушек полный комплект, даже с избытком, на кой ляд ей сдался такой старый пень, как я? Нет, Валерка, я себя обманывать так и не научился, правду вижу и честно себе в ней признаюсь. А коты у меня старенькие уже, им по четырнадцать исполнилось, не ровен час – покинут они меня. В любой момент могут. Для них это очень солидный возраст. И останешься у меня только ты. Жены нет, других детей не завели. Ты один. И если, не дай бог, с тобой что-то случится, я жить не буду. Ты это помни и учитывай.

Валерий Олегович похолодел, но лицо сохранил и ответил, стараясь выглядеть беззаботным:

– Да что со мной может случиться-то? Я же не на оперативной работе, а так, в главке сижу, штаны протираю, бумажки перебираю.

Ему захотелось сменить тему. Обсуждать вопрос о том, может ли с ним случиться что-нибудь плохое, было невыносимо.

– Кстати, о главке: в соседнем департаменте одного из руководителей арестовали, нашли у него при обыске огромные суммы наличными, а он от всего отпирался, утверждал, что деньги не его. Сначала все смеялись, а потом оказалось, что это общак, то есть деньги и в самом деле ему не принадлежали. Начальник департамента сделал заявление для прессы, так я хотел у тебя спросить…

– И не спрашивай, – резко оборвал сына Олег Дмитриевич. – Ничего этого не знаю и знать не хочу. Тебе прекрасно известно, что я все эти бредни по телевизору и по радио не слушаю. Не надо мне этого.