Анна продолжала рассказывать, стараясь избегать тяжеловесных оборотов первоисточника и заменяя многие слова более современными терминами. Выяснилось, что и социология права – тоже из Радищева. Он настаивал на том, что необходимо изучать причины нарушений законов, чтобы точно понимать, связаны они с нравами, обычаями и умонастроениями, «или корень свой влекут из проходящих обстоятельств, от нечаянности, от худого или ложного о вещах понятия», иными словами, «сии причины суть всегдашни и общи или временные и частные».
Очнулся Дзюба только тогда, когда Анна заявила:
– Лекция окончена, господа студенты и вольнослушатели могут выйти на перерыв. Если студент Гудвин собирается еще поработать, то предлагаю все-таки пойти выпить чаю.
Он с готовностью поднялся и пошел следом за Анной на кухню.
– Самообслуживайся, – она кивком указала на холодильник. – Я пока чай заварю.
Роман сделал бутерброды на двоих, уселся за стол.
– Так это ты реферат по Радищеву сейчас строчила? – спросил он.
– Реферат я давно написала, вечером еще. Сейчас я для Аркадия Михайловича текст пишу. Он тебе, наверное, говорил: он мне дает фактический материал, я делаю из него публицистику, а наши журналисты эти тексты размещают в своих изданиях и блогах, но уже под своими именами. Они известные, их публика любит и им доверяет, поэтому сказанное ими воспринимается с большим доверием.
– Аркадий говорил, что у тебя тоже блог, – заметил Роман.
– Это само собой. Но он рассчитан на другую аудиторию. У меня такая фишка: я каждый будний день смотрю наше местное ток-шоу и делаю в своем блоге критический разбор. Такой, знаешь, для дамочек и девиц: кто какую глупость сказал, кто как был одет, как выглядел, как неудачно повернулся. Можно было бы, конечно, работать с каким-нибудь федеральным шоу, но моя задача – охватить население конкретно нашего города, а нашим жителям намного интереснее смотреть и слушать про то, что происходит у нас, а не где-то там в столицах. Честно сказать, я сама не ожидала, что в населении такое огромное количество людей, которые любят смаковать чужие ошибки и промахи. Ну просто хлебом их не корми – дай посудачить о том, что кто-то неудачную пластику сделал, платье не того цвета надел, глупость ляпнул. В общем, на этом я и играю. Каждый день пишу в блоге про это ток-шоу, а между делом вставляю информацию о том, что нужно для программы. Ну вот например: на героине платье, на платье пятно, явно она поленилась воспользоваться услугами химчистки, а кстати, милые дамы, в нашем городе один человек сдал вещи в чистку, получил испорченными, обращался во все инстанции вплоть до суда, а результата никакого – и далее везде. Два абзаца про шоу – пять про «а кстати».
Значит, вот что она смотрела в компьютере, когда надевала наушники! Занятно. Но оригинально.
– А для Аркадия о чем пишешь сейчас?
– О том же, о чем обычно: о том, что человеку, ставшему жертвой преступления, очень трудно добиться возбуждения уголовного дела. Как правило, Аркадий Михайлович дает мне конкретные факты с именами и датами, а я делаю из этого статью. А сегодня он дал мне официальную статистику из Генпрокуратуры, вот я с ней и ковыряюсь. Но она тоже корявая, на нее опираться нельзя. Вот скажи мне как полицейский: в полиции часто отказывают в возбуждении уголовного дела?
– Сплошь и рядом, – кивнул Дзюба. – А какие там цифры у Генпрокуратуры?
– Цифры странные, я поэтому и спрашиваю. Смотри: в четырнадцатом году выявлено больше тысячи случаев неправомерных отказов, в пятнадцатом – больше двух тысяч, а в шестнадцатом – всего пятьсот с хвостиком. Получается, что полиция наглела-наглела прямо на глазах, а потом взяла и в один момент перевоспиталась. Разве так бывает?
– Сколько-сколько? – расхохотался он. – Ну, мастера! Ну, жулье! Пятьсот с хвостиком – это на один административный округ в Москве и то мало будет. А уж на всю страну… Да у моих коллег целая система уловок и приемов разработана, лишь бы не допустить возбуждения дела. Они отказывать научились намного лучше, чем раскрывать преступления.
– Я филолог, а не юрист, поэтому, наверное, плохо понимаю механизм, – задумчиво проговорила Анна. – Описать историю, основанную на фактах, я еще могу, а вот сделать обобщение на основе статистики – это вряд ли потяну. Поможешь?
– Мышонок, помогу, конечно, но…
– Понимаю, – поспешно перебила она, – тебе Аркадий Михайлович дал задание и срок до утра, тебе нужно работать. Ну не сейчас, а потом когда-нибудь, может, завтра или послезавтра… У меня с этим материалом сроки не горят, просто я им сейчас занялась, потому что ты не спишь, работаешь, и мне вроде как неловко бросить тебя и завалиться в постель. А хочешь, я тебе помогу?
– Каким образом?
– Да любым, каким скажешь. Могу что-нибудь поискать в Интернете, например, если надо. Или прочитать что-нибудь и сделать выписки.
Дзюба встал, потянулся до хруста в костях. Одурь постепенно спадала. Правильно говорят, что при бессонной ночи самое тяжелое время – с трех до четырех часов. Если их перетерпеть, то потом становится легче.