Цена золота. Возвращение

Он не раз говорил о смерти и вот, надо же, встречает ее совсем неподготовленным, как новичок. Впрочем, и мертвецов он видел не так-то много. Старики у них в роду поумирали быстро, один за другим, когда он еще учился. Помнил он только мертвое тело отца — в гробу; среди цветов; со сложенными на груди руками; и отчетливее всего он помнил то, чего там не было — большой палец, давно зарытый отдельно. Он почувствовал себя виноватым перед этим своим несчастным отцом; виноватым в том, что, растрачивая за границей его деньги, набрался идей и теперь вот умирает так рано и так глупо. «Но, отец, — сказал он ему, — если бы ты был на моем месте; если бы ты знал все, что знаю я; если бы ты был молод, полон сил…» И остановился. Да будь отец его даже образованным; сильным и молодым; лишившись большого пальца, он все равно лишился бы смелости; захирел; он угасал бы долго; мучительно; не в силах представить себе красивую, внезапную смерть. «Ба! — воскликнул судья. — Да я, никак, уже готов!» Большой палец продолжал шевелиться в кармане — полный сил, веселый, живехонький! Вместе с ним копошились и мелкие монеты, гроши. Они ему напомнили, что в кошельке лежат деньги и покрупнее. Он быстро вытащил кошелек, проверил. Так и есть. Там даже желтели два наполеондора. Он опять посмотрел на офицеров.

— Господа, у меня здесь кое-что осталось, могу предложить взаймы.

— Что? — поднял глаза капитан. В свое время его отец продал ткацкую мастерскую в Габрове, чтобы снабдить дряновских повстанцев оружием. За что и был сослан в Диарбекирскую крепость{69} — сын до вчерашнего дня все еще надеялся получить от него весточку. Теперь ему уже не придется ждать. — Что? — повторил он.

— Предлагаю вам взаймы, — повторил судья.

Капитан усмехнулся, а поручик поднял голову и посмотрел — он впервые так на него посмотрел, — потом медленно встал с земли и сказал:

— Братец, что это с тобой? А? — и, положив ладонь на черное плечо, тряхнул его.

Сильнее всего в плечо впивался большой палец. Значит, и его большой палец был еще жив, и это было здорово.

— Со мной все в порядке! — ответил судья. — Немного за вас опасался, но вижу, и с вами — порядок. Хотел предложить вам…

— Свой страх? — спросил поручик. Он был из молчальников. Ходил слух, будто его отец присвоил когда-то деньги одного из повстанческих комитетов. Сейчас отец ходил в депутатах, а всегда молчаливый сын пытался смыть семейный позор. — Страх? В такой день? Ведь нас сегодня повесят!

— Предпочитаю расстрел! — заявил молоденький подпоручик и снова плюнул в реку.

— Важно, чтоб было побольше народу, — заметил снизу капитан.

— Вот именно! — подтвердил поручик. — Вы знаете, на что мы играем, господин судья? Тот, кто выиграет, скажет прощальное слово. То, что будет передаваться из поколения в поколение!

— Что же, отлично!

— Отлично. Да только мы еще не придумали текст. Прошу вас, господин судья, вам все равно нечего делать, придумайте.

— Я? Хорошо, придумаю. Мне это не трудно, господа. Только боюсь, что мои слова вам будут не по вкусу.

— Глупости! Мы ведь умрем за республику.

— Разумеется, но все не так-то просто… Я уже давно это понял, но скрывал… и от вас, и от себя. Думал, еще не время. А теперь вижу, что придет оно без меня, и потому скажу. Я, друзья мои, не за всякую республику. Так, например, ваша республика тоже накинула бы петлю мне на шею.

— А республика Хадживранева? — поинтересовался поручик.

— Слушай, ты, случаем, не нигилист? — спросил капитан, и глаза его загорелись. — А то я тоже подчас становлюсь нигилистом. Да пошло оно, думаю, все к чертям, нет ничего, что заслуживало бы жалости или сочувствия. Ты видел когда-нибудь Бакунина?

— Да, господа.

— Ну и как?

— Обаятельный авантюрист, Казанова с бомбой в кармане.

— Не так уж плохо. А сам-то ты что за птица, господин судья?..

— Впрочем, — перебил поручик, — я кое о чем догадываюсь и именно поэтому и хочу, господин судья, чтобы вы сочинили эту речь. Да, да, я согласен со всем предварительно.

— Но мы никогда не говорили о… О сущности, о социальных основах нашей мечты…

— Говорить здесь? В этой гарнизонной дыре? «Колыбели» новейших идей? Нет, господин судья. У нас с капитаном единственное условие: чтобы право произнести эти слова получил тот, кто выиграет, чтобы они как бы стали его собственностью! Так давайте. Думайте!

13

Поручик опять сел, спиной к мраморной мудрости. Судья перешел мост и оперся о другой парапет. Мысль о том, что монарх проедет вот по этому самому мосту, с которого они защищали останки республики — проедет, чтобы почтить эти останки, — не укладывалась в голове; нелепо было, что сами они в это время будут ждать наказания за то, что обеспечили эту встречу; странно, что Хадживранев давно угадал намерение князя и ради него превратил корчму в приемный зал — он просто опережал события; и совсем уже странно, что любая победа оборачивалась для него поражением.