Цена золота. Возвращение

— Чтобы сообщить, что Его Высочество, сознавая враждебное отношение к вам своих подданных, а отсюда и степень риска с вашей стороны, желал бы лично заняться вашей безопасностью. Он решил выехать к вам навстречу со всей своей свитой и затем препроводить до того места, где вы поселитесь.

Хадживранев все еще смотрел в окно, будто и об этом княжеском решении он знал. Судья еще раз восхитился. Он стоял, переводя взгляд с одного говорящего на другого.

— К сожалению, мое путешествие окончено. Я хочу покоя, покоя и еще раз покоя.

— Его Высочество и собирается позаботиться о вашем спокойствии, — звякнул адъютант. — Проводить вас…

— Вероятно, я останусь здесь, в своем доме, — отозвался Хадживранев, не отходя от окна.

— Этот постоялый двор принадлежит вам?

— Да, он был постоялым двором до вчерашнего вечера. Я и без того обещал Его Высочеству отойти от дел… Почему бы не остаться здесь? Подальше от Софии, от Пловдива, от самого князя.

— Но он совсем близко! — снова звякнули шпоры. — Он вас поджидал.

— Да! — воскликнул судья. — Он ждал. В дворцовой канцелярии мне сказали, что князь направился сюда вместе со свитой. С журналистами. Хотел, чтоб все было как можно торжественней.

— Да, да, да, — кивал от окна Хадживранев. — Встреча или погребение — все едино, но только торжественно, непременно торжественно. Журналисты бы расписали всю эту торжественность, в обоих случаях. В обоих! А я уже сыт по горло этой торжественностью.

10

И снова наступила тишина; и Хадживранев снова задумчиво смотрел вдаль; и только теперь судья заметил, что этот сильный человек действительно устал — несмотря на бравый вид; что слова его не рисовка, что он действительно готов проститься с политикой, а это плохо и для него самого, и для молодых.

— Я думаю, вам следует согласиться на встречу, — сказал он, потому что все еще считал себя его советчиком. — Потом все спокойно обсудим.

— И мой совет: согласиться, господин Хадживранев, — подхватил адъютант, но тихо, доверительно, и подошел к открытому окну. — Не смотрите на мой мундир, на звание. Я клянусь вам, что… Все это сложно, но сейчас от вас зависит, кому будем служить мы, молодые, какой мы выберем путь.

Хадживранев резко обернулся. Взгляд его светлых глаз, казалось, пронзил мундир капитана, прошел до самого сердца и, все разглядев, обратился к судье: «Ты считаешь, что можно поверить?» И молодой советчик тоже взглядом ответил: «Можно, но не надо спешить, подождем доказательств…» Сам же судья был неосторожен, поспешен и поздно осознал, что уже стоит рядом с ними, у окна, обняв за плечи красный мундир весь в ремнях и позументах. Но красный рукав резко его отстранил: «Позвольте, позвольте….»

И тут раздался другой голос, женский; он настойчиво звал: «Павел! Павел! Ты слышишь меня?» Пол разверзся перед изумленным судьей. Показалась прелестная девичья голова и плечи. Это была барышня из Стамбула, спутница Хадживранева. Но она звала его так настойчиво, будто была женой.

— Слышу, Марина, — ответил Хадживранев. — Впрочем, опасность уже миновала и ты можешь перебраться на верхний этаж.

— Сефер бредит! — сказала девушка. — Он потерял много крови и бредит! Медвежье сало не вымогает.

— Да, конечно, — ответил Павел, — оно поможет, когда остановим кровь. Сейчас пошлем за доктором, Марина.

— Мадемуазель Кирякова, — выпятив грудь, повернулся адъютант. — Имею честь… Я слышал о вас. Сюда прибудет врач из свиты Его Высочества.

Она словно не слышала его и снова позвала:

— Павел!

— Что, Марина?

— Не езди на встречу.

— Какую встречу?

— С самозванцем.

— Я никуда не собираюсь, Марина, — ответил он. Судья впервые видел его таким растерянным. — Ты же знаешь, что, возвращаясь на родину, я дал обещание не участвовать в политической жизни. А встреча с князем — политический акт. Знаешь, что я не делаю опрометчивых шагов. Спускайся вниз, Марина, и жди доктора.

А когда она исчезла под полом, и когда Павел сказал адъютанту: «В сущности, ведь это так. Я обязался отойти от всяких дел», и когда судья вскричал: «Но это глупость, господин Хадживранев, вы не имеете права дезертировать!» — тогда адъютант добавил: «Я уже говорил вам и могу напомнить, но…» Он осекся и взглянул на судью. Это «но» означало: «Для этого мы должны остаться одни».

В голосе его уже не было прежнего смущения, и в манере держаться тоже. Он уже не ждал ответа, а, заняв у окна место Хадживранева, повернулся к собеседникам спиной и, скрестив руки на груди, заговорил:

— Эта встреча с князем все равно состоится. Сами подумайте, разве он может вернуться отсюда ни с чем? Да еще вместе с журналистами и дипломатами? Да, да, с ним едут и дипломаты! Как вы себе это представляете? И так как от этого никуда не денешься, вам остается только подумать, что вы можете извлечь из этой встречи… А господин судья должен вернуться на мост. У него там свои дела. Им нужно подготовиться… Дело будет рассматриваться сегодня, господа. Высочайшая воля оглашена, и, следовательно, отмене не подлежит.

— Ерунда! — сказал Хадживранев. — Судить тех, кто спас корону от позора?