Цени

Бортпроводничок и его коллега всё ещё совершали бессмысленные попытки успокоить пассажиров, однако у них не было ни единого шанса прорваться через оглушительный рёв десятков голосов. Женя всё ещё молил небеса о спасении и просил прощения за все его проступки и ошибки. В его голове пробегало всё, что он сделал в своей жизни и всё, что он ещё сделать не успел… В его сознании безостановочно возникали образы людей, которых он на самом деле так горячо любил и которых так сильно не хотел терять… Среди всей этой гущи воспоминаний и осознаний тонкой ниточкой проскользнула мысль – написать. Мама всегда хотела, чтобы Женя писал ей что с ним и как он, чтобы он всегда отчитывался. Ведь мама любила его и за него волновалась. И он напишет. Сейчас.

Женя с трудом выудил из кармана телефон и дрожащими пальцами нашёл контакт матери. Сколько всего он хотел бы ей сейчас написать! Сколько всего сказать! Сколько всего! Но он смог выдавить из себя лишь короткое, как и всегда лаконичное сообщение:

– Мама, Папа, мы падаем. Спасибо за этот отдых и за всё. Извините меня, я был не лучшим сыном. Я вас очень люблю и буду любить. До конца. И Ленку тоже… Прощайте.

Нет, Женя не помнил о том, что у телефона нет доступа ни к сотовой связи, ни к интернету. Но ему нужно было написать это родителям. Ему необходимо было что-то им сказать. Им. Сказать. Напоследок.

Антонина Герасимовна, в отличии от других людей, не кричала. Она всё так же спокойно сидела в своём кресле и лишь тихо плакала. Она понимала, что прожила долгую, интересную, и безусловно достойную жизнь. Тем не менее горькие, горячие слёзы всё текли и текли из её, окруженных тонкой паутинкой морщин глаз. Она не жалела себя, нет. Она плакала за своего сына, который, безусловно, будет разбит горем потери единственного своего родителя (но он сильный, он преодолеет это). Она плакала за свою внучку, которой было суждено родиться ровно через месяц после этой ужасной катастрофы и лицо которой Антонине Герасимовне так и не суждено было увидеть…

Секунды медленно текли. Люди, осознавая приближение конца не желали сдаваться – они всё кричали и кричали – бессмысленно, но таков был глас их сердец, не желающих погибать такой неожиданной, редкой смертью. Женя, отправив сообщение, в очередной раз беглым, тяжелым взглядом оглядел людей, всё беснующихся в салоне. Десятки, сотни, тысячи различных эмоций гнева, страдания, и жалости бегали по их лицам, сменяя друг друга. Из Жениных глаз тонкой, солёной, хрустальной струйкой потекли горячие, смиренные слёзы. Его взгляд застыл на Антонине Герасимовне. Десять, двадцать, тридцать минут назад она была для него назойливой соседкой в самолете, всё не прекращавшей жужжать о чём-то своём. Она злила его, даже немного обидела. Однако сейчас, в этой адско-беспомощной птице, медленно летящей в свой жизненный закат, Женя и та самая бабуля стали близки. Еще час назад он и не знал её; сейчас она была единственным более-менее близким ему человеком на этом смертельном корабле. Они посмотрели друг на друга, и Антонина Герасимовна робким движением обняла Женю. Будто своего любящего внука. И он обнял её. Будто свою добрую бабушку.

Самолёт всё ещё, пусть и с немалым трудом, но летел. Внутри стоял адский, громкий грохот плача, рёва, мата, криков, молитв, и стонов отчаяния. Но снаружи, вокруг самолёта, в бессмертном синем небе стояла райская тишина. Тишина столь умиротворённая. Столь чистая. Но, увы, гробовая. Самолёт сделал последнюю попытку, последний рывок надежды, но, отчаянно ухнув, устремился вниз в беспомощном пике.

ОТЧЕТ АГЕНСТВА РАССЛЕДОВАНИЙ АВИАКАТАСТРОФ

ТОМ 4

СТРАНИЦА 324

СТРОКА 9:

Никаких данных от пассажиров, которые могли бы помочь в расследование катастрофы, ни до, ни после взлёта судна не выявлено. Тем не менее стоит отметить два любопытных сообщения, которые были отправлены с самолёта во время его крушения двумя пассажирами этого рейса.

Сообщение номер 1 было отправлено гражданкой Великобритании Фелицией Костли (FeliciaCostliee) 1974 года рождения примерно за 7 минут до касания самолёта с землей. Егосодержание: