Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома

В следующий понедельник я вылетел с Трампом во Флориду, совершив свою первую поездку на вертолете морской пехоты № 1 от Южной лужайки Белого дома до авиабазы Эндрюс, а затем на самолете ВВС № 1 до Майами. Нашим пунктом назначения был район Хайалиа, где проходил митинг в поддержку усилий Трампа по созданию позитивного климата для бизнеса. Аудитория, насчитывающая более пятисот человек, состояла в основном из американцев кубинского и венесуэльского происхождения, и когда Трамп представил меня в контексте удара по Сирии, я получил бурную овацию.

— Доверяете ему? — удивленно обратился к толпе Трамп. — Смотрите, это может стоить ему работы.

Очень смешно. На самом деле, горячая реакция людей объяснялась словами сенатора Марко Рубио, который, объявляя о моем назначении советником по национальной безопасности, сказал: “Это плохой день для Мадуро и Кастро и великий день для дела свободы”.

Я давно работал над этими вопросами, и толпа знала это, даже если не знал Трамп.

После митинга борт ВВС № 1 вылетел в Палм-Бич, а затем мы отправились кортежем в Мар-а-Лаго. Я продолжил подготовку к саммиту Трампа с премьер-министром Японии Абэ, уделяя особое внимание ядерной программе Северной Кореи, главной цели поездки Абэ.

Даже простая задача подготовки Трампа к визиту Абэ оказалась трудной и предвещала грядущие события. Мы организовали два брифинга, один в основном по Северной Корее и вопросам безопасности, а другой — по торгово-экономическим вопросам, что соответствовало графику встреч Абэ и Трампа. Хотя первая встреча Абэ и Трампа была посвящена политическим вопросам, наш зал для брифингов был заполнен людьми, занимающимися торговой политикой, которые, пришли, узнав о брифинге. Трамп опаздал, поэтому я сказал, что мы проведем краткую лишь дискуссию о торговле, а затем перейдем к Северной Корее. Это была ошибка. Трамп, задетый комментарием о том, что у нас нет лучшего союзника, чем Япония, в резких выражениях упомянул о нападении Японии на Перл-Харбор. С этого момента все пошло под откос. Вскоре прибыл Абе, и мероприятие пришлось свернуть.

Абе и Трамп сначала провели встречу наедине, а затем, в три часа дня, они и их делегации собрались в бело-золотом бальном зале Мар-а-Лаго. Как это обычно бывает на таких встречах, толпа взбудораженной прессы ворвалась внутрь, включив камеры. Абэ объяснил, что во время разговора тет-а-тет они с Трампом достигли взаимопонимания, что на столе переговоров были все варианты в отношении Северной Кореи, где нам требовалось “максимальное давление” и угроза подавляющей военной мощи. Конечно, таково было мое мнение, хотя в тот самый момент Помпео был занят переговорами о том, где состоится саммит Трампа с Ким Чен Ыном. Визит Абэ был идеально рассчитан для того, чтобы укрепить решимость Трампа не сдавать позиций. После того, как репортеры неохотно удалились, Абэ и Трамп провели продолжительную дискуссию по Северной Корее, а затем перешли к торговым вопросам.

Пока встреча продолжалась, пресса взорвалась кое чем еще. В беспокойные часы перед ударом по Сирии Трамп первоначально согласился ввести дополнительные санкции против России. Присутствие Москвы в Сирии имело решающее значение для поддержки режима Асада и, возможно, способствовало атакам с применением химического оружия и другим зверствам. Однако позже Трамп изменил свое мнение. “Мы высказали свою точку зрения”, — сказал мне Трамп рано утром в субботу, и мы могли бы “ударить по ним гораздо сильнее, если потребуется позже”. Более того, США только что ввели существенные санкции против России 6 апреля, как того требует “Закон о противодействии противникам Америки посредством санкций”, который Трамп ненавидел, потому что он был направлен против России. Трамп полагал, что признание вмешательства России в политику США или многих других стран Европы и других стран косвенно подтвердит, что он вступил в сговор с Россией во время своей кампании 2016 года. Эта точка зрения неверна как с точки зрения логики, так и политики: у Трампа были бы лучшие карты на руках в отношениях с Россией, если бы он атаковал ее усилия по подрыву избирательной кампании, а не игнорировал их, тем более что конкретные действия, такие как экономические санкции, предпринятые его администрацией, были на самом деле довольно решительными. Что касается его оценки самого Путина, то он никогда не высказывал своего мнения, по крайней мере, при мне. Я никогда не спрашивал о его собственном видении, возможно, боясь того, что могу услышать. Его личное отношение к российскому лидеру оставалось загадкой.