Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома

Даже если бы президент принял решение об оптимальном ударе, процесс принятия решения был совершенно неприемлемым. Мы столкнулись с классической бюрократической уловкой классического бюрократа, структурирующего варианты и информацию так, чтобы только его варианты выглядели приемлемыми, чтобы добиться своего. Конечно, Трамп подлил масла в огонь, смутно выразив, чего хочет, беспорядочно перескакивая с одного вопроса на другой и, как правило, сводя на нет попытки провести последовательную дискуссию о последствиях выбора. СМИ изобразили встречу, подробности которой были быстро обнародованы, как победу Мэттиса из-за его “умеренности”. Однако для достижения лучшего результата потребовалось бы больше бюрократических разборок и еще одно заседание СНБ, что привело бы к потере более важного времени. Это тянулось бы бесконечно, и Мэттис знал это. Действительно, Сирия уже отвела оборудование и материалы от нескольких целей, которые мы надеялись уничтожить. Я был доволен, что действовал честно, но Мэттис играл краплеными картами. Он знал, как Трамп реагировал в таких ситуациях, намного лучше, чем я.

Когда встреча закончилась, я почувствовал, что Трамп просто хотел решить хоть что-то и вернуться в Овальный кабинет, где он чувствовал себя более комфортно. Опытный бюрократ переиграл меня. И что гораздо важнее, стране и президенту не оказали должной помощи. В течение следующих нескольких месяцев я перепробовал множество способов проникнуть в военное планирование Пентагона на случай подобных непредвиденных обстоятельств, чтобы получить больше информации заранее, чтобы помочь сделать процесс принятия военно-политических решений более всеобъемлющим и гибким, иногда успешно, иногда нет.

После того, как мы покинули зал заседаний, мы указали прессе, что мы не приняли никаких окончательных решений и что СНБ снова соберется в пятницу в пять часов вечера, тем самым заставив всех думать, что любые военные действия начнутся через несколько дней. Но мы ясно дали понять друг другу, что нацелены на выступление Трампа перед нацией в пять часов вечера в пятницу (середина ночи по сирийскому времени), в котором он объявит о трехсторонней атаке. Я немедленно провел короткую видеоконференцию с Седвиллом и Этьеном. Я объяснил, к какому решению мы пришли, чтобы мы все были готовы к предстоящим переговорам между Трампом, Макроном и Мэй. Сперва, примерно в 16:45 состоялся разговор с Мэй. Она была довольна результатами заседания СНБ, о содержании которого знала от своих военных — еще один признак того, что Мэттис полностью одурачил нас.

Ожидая в Овальном кабинете звонка Макрона, Трамп опять принялся крыть на чем свет стоит Тиллерсона. Он расскказал об одном ужине с Тиллерсоном и Хейли. Хейли попыталась возразить Тиллерсону по какому-то вопросу, на что он ответил: “Не смей больше разговаривать со мной в таком тоне”. Прежде чем Хейли смогла ответить, Тиллерсон сказал: “Ты ничто, ты просто п…а, и никогда этого не забывай”. В большинстве администраций за такое увольняли, поэтому я задался вопросом, говорил ли он это на самом деле. И если нет, почему Трамп сказал, что он это говорил?

После этого позвонил Макрон, но разговор был ничем не примечательным. Тем временем наши приготовления ускорились. Когда я, наконец, уходил поздно вечером, Кушнер вошел в мой кабинет, чтобы сказать, что Трамп считает, что я проделал отличную работу. Я так не считал, но это означало, что я, вероятно, доживу до конца своего четвертого рабочего дня.

В пятницу я звонил в правительства различных арабских государств, чтобы прозондировать их на предмет заинтересованности в создании арабских экспедиционных сил, которыми Трамп хотел заменить американскими войска в Сирии и Ираке. Он вообразил, что в дополнение к рабочей силе арабы заплатят США за небольшие остающиеся контингенты их стоимость +25 %, которые потом поднял до 50 %. Я мог только представить реакцию. Однако мне было ясно, что даже не получив замены от арабов, Трамп почти наверняка просто вывел бы оставшиеся силы США из Сирии, и скорее раньше, чем позже. Я говорил с министром иностранных дел Катара Мухаммедом бин Абдулрахманом аль Тани; шейхом Тахнуном бин Зайедом аль Нахайяном, моим коллегой в ОАЭ и Аббасом Камелем, главой национальной разведывательной службы Египта. Я ясно дал понять, что идея исходила непосредственно от президента, и все они пообещали отнестись к ней очень серьезно. Позже, объясняя предысторию, я передал все это Помпео, когда он стал госсекретарем, сказав, что мы быстро ни к чему не придем. Он с готовностью согласился, и на этом все закончилось.

В девять пятнадцать утра Келли пригласил меня к себе в кабинет, сказав, что Трамп только что звонил, среди прочего, желая пересмотреть удар, на который он согласился накануне. Мы связались с Мэттисом и Данфордом по телефону, а затем соединились с Трампом, который все еще находился в резиденции.

— Мне не нравятся цели, — сказал он, — нам скажут, что это просто ничто.