После этого мне позвонил советник по национальной безопасности Великобритании сэр Марк Седвилл. Это было продолжение разговора Джонсона с Кушнером. Он сказал, что наша политика сдерживания, очевидно, провалилась. В Британии считали, что применение нами силы должно приводить к лучшим результатам как в военном, так и в политическом отношении. Это звучало правильно. Я также воспользовался моментом, чтобы затронуть иранскую ядерную сделку 2015 года, даже в разгар сирийского кризиса, подчеркивая вероятность, основанную на моих многочисленных беседах с Трампом, того, что Америка сейчас действительно может уйти. Я подчеркнул, что Трамп пока не принял окончательного решения, но на случай, если это случится, нам нужно заранее подумать о том, как сдерживать Иран после ухода США и как сохранить трансатлантическое единство. Седвилл, несомненно, был удивлен. Европейцы раньше не слышали этого от официальных лиц, поскольку прежние советники Трампа почти единодушно сопротивлялись выводу войск. Он воспринял это стоически и сказал, что мы должны вернуться к этой теме, как только нынешний кризис будет разрешен.
В десять утра я спустился в Ситуационную комнату на запланированное заседание руководства Совета национальной безопасности, собрание на уровне правительства (старожилы называют это место “Гостиной”, а миллениалы “Скубиду”, из-за аббревиатуры “СКБД” — Ситуационная комната Белого дома). Обычно я сам веду заседания, но сегодня это сделал вице-президент, возможно, желая поддержать меня в мой первый день. Но дискуссию я вел сам как положено, и вопрос ведения больше не возникал. Заседание позволило различным департаментам изложить свои соображения о том, как действовать дальше. Я подчеркнул, что наша главная цель состояла в том, чтобы заставить Асада дорого заплатить за применение химического оружия и воссоздать систему сдерживания, чтобы это больше не повторилось. Нужны были комплексные политические, экономические и военные шаги, а также коалиция с Великобританией и Францией. Мы должны были рассмотреть не только наши немедленные действия, но и то, что Сирия, Россия и Иран могут сделать в ответ. Мэттис почти дословно повторил свои предыдущие комментарии, о том, что Пентагон предоставит ряд вариантов от легких до тяжелых.
Дальнейшая работа по Сирии, не говоря уже о заполнении дополнительных правительственных формуляров, продолжалась до часа дня, когда меня вызвали в Овальный кабинет. Посол в ООН Никки Хейли звонила по защищенной связи из Нью-Йорка, запрашивая инструкции насчет нашей линии на предстоящем во второй половине дня Совете Безопасности ООН. По-видимому, это был обычный способ, которым она получала инструкции — совершенно вне обычного протокола СНБ. Я сам был послом в ООН и я поражался необузданному поведению Хейли в Нью-Йорке за последний год с лишним. Теперь я воочию увидел, как это на самом деле работает. Я был уверен, что мы с Майком Помпео обсудим этот вопрос после того, как он будет утвержден в качестве государственного секретаря. Однако звонок начался с того, что Трамп спросил, почему бывший госсекретарь Рекс Тиллерсон, прежде чем покинуть свой пост, одобрил экономическую помощь Африке в размере 500 миллионов долларов. Я подозревал, что это была сумма, утвержденная Конгрессом в ходе процесса ассигнований, но сказал, что проверю. Трамп также попросил меня изучить новостной репортаж о покупке Индией российских систем ПВО С-400, потому что, по словам Индии, С-400 лучше, чем американская система «Пэтриот». Затем мы перешли к Сирии. Хейли, должна была сказать, что все необходимое уже сказано в Президентском твиттере и его следует в дальнейшем читать повнимательнее. Я предложил, чтобы после заседания Совбеза Хейли и послы Великобритании и Франции совместно выступили перед прессой, символизируя наше единство. Я всегда поступал именно так, но Хейли отказалась, предпочитая красоваться на фото в одиночку.
Во второй половине дня я встретился с сотрудниками СНБ, занимающимися проблемой ядерного оружия Ирана, и попросил их подготовиться к выходу из соглашения 2015 года в течение месяца. Трампу нужно было иметь наготове вариант. Текущие переговоры с Великобританией, Францией и Германией никоим образом не могли “исправить” сделку; нам нужно было выйти и создать эффективную замену. То, что я сказал, не могло быть неожиданным, поскольку я уже говорил все это публично много раз, но я чувствовал, как мои собеседники сдуваются — они то до сих пор лихорадочно работали, чтобы наоборот спасти сделку.
Я вернулся в Овальный кабинет в 16:45, чтобы присутствовать на телефонном разговоре Трампа Макроном. Макрон подтвердил, как он делал публично, намерение Франции совместно отреагировать на химические атаки (и которые, постфактум, он фактически приписал себе!). Он отметил желание премьер-министра Великобритании Терезы Мэй действовать в ближайшее время. Он также поднял вопрос о нападении ранее в понедельник на сирийскую авиабазу Тияс, на которой размещался иранский объект, и риске ответного удара Ирана.