Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома

В Мар-а-Лаго Абэ подробно рассказал о ядерной программе Северной Кореи, подчеркнув, как и Ячи на нашей предыдущей встрече в Вашингтоне, что нам нужно действительно эффективное соглашение, в отличие от ядерной сделки с Ираном, которую Трамп так часто критиковал и говоря о которой сама администрация Обамы подчеркивала, что оно даже не подписано. Абэ также заявил, что Япония придерживается давней позиции о том, что при обсуждении баллистических ракет мы включаем ракеты малой и средней дальности (которые могут поразить значительную часть родных островов Японии), а также МБР (которые нужны северокорейцам для удара по континентальной части Соединенных Штатов). Аналогичным образом, Япония также хотела ликвидировать биологическое и химическое оружие Севера, что, как я согласился, должно быть частью любого соглашения с Пхеньяном. Трамп спросил Абэ, что он думает о недавнем визите Кима на встречу с Си Цзиньпином в Китай, и Абэ сказал, что это отражает влияние скрытой угрозы Америки применить военную силу и прекращение в соответствии с международными санкциями значительной части поставок нефти из Китая. Абэ подчеркнул, что удар США по Сирии за несколько дней до этого послал сильный сигнал Северной Корее и России. Отец Ким Чен Ына, Ким Чен Ир, был напуган, когда Буш-младший включил Север в “Ось зла”, и военное давление стало лучшим рычагом воздействия на Пхеньян. Я думал, что убедительная презентация Абэ повлияет на Трампа, но эффект оказался ограниченным. У японцев было такое же чувство, что Трамп нуждается в постоянных напоминаниях, это объясняло, почему Абэ так часто совещался с Трампом по Северной Корее на протяжении всего правления его администрации.

21 апреля Северная Корея с большой помпой объявила, что отказывается от дальнейших ядерных испытаний и испытаний баллистических ракет, поскольку и так является ядерной державой. Доверчивые СМИ восприняли это как важный шаг вперед, и Трамп назвал это “большим прогрессом”. Я увидел просто очередную пропагандистскую уловку. Если бы необходимые испытания были сейчас завершены, Пхеньян мог бы просто завершить работу, необходимую для производства оружия и систем доставки. Чон вернулся 24 апреля перед межкорейским саммитом Муна с Кимом в демилитаризованной зоне. Я был рад, что Чон предположил, что “Панмунджомская декларация” лидеров будет состоять всего из двух страниц, а это означало, что все, что в ней говорилось о денуклеаризации, не могло быть очень конкретным. Я почувствовал, что Южная Корея считает, что Ким Чен Ын отчаянно нуждается в сделке из-за давления, оказываемого санкциями, и что экономическое развитие является главным приоритетом Севера теперь, когда он стал государством, обладающим ядерным оружием. Я не нашел это рассуждение утешительным. Тем временем Помпео сужал варианты времени и места встречи Трампа и Кима: предполагалось, что она состоится, 12 или 13 июня в Женеве или в Сингапуре.

На фестивале Муна и Кима 27 апреля в демилитаризованной зоне было все, кроме летающих голубей с оливковыми ветвями, но на самом деле он был почти свободен от реального содержания. Мун позвонил Трампу в субботу, чтобы сообщить о результате своих переговоров. Он все еще был в восторге. Ким взял на себя обязательство “полной денуклеаризации”, предложив закрыть их ядерный испытательный полигон в Пунгери. Это была просто еще одна фиктивная “уступка”, вроде взрыва охладительной башни ядерного центра в Йонбьёне при Ким Чен Ире. Мун настаивал на том, чтобы встреча Трампа и Кима состоялась в Пханмунджоме, за которой немедленно последовала трехсторонняя встреча с участием обеих Корей и США. Во многом это была попытка Муна покрасоваться перед публикой в том числе и американской. Трамп, казалось, был охвачен восторгом, даже предложив перенести встречу с Кимом на середину мая, что было невозможно с точки зрения логистики. К счастью, Мун признал, что Ким предпочитает Сингапур, что помогло выбрать место проведения. Наконец Трамп сказал, что Помпео и я будем работать с Муном над датами, что было обнадеживающим.

Мун попросил Кима провести денуклеаризацию в течение одного года, и он согласился, что было приятно близко к предложенному мной сроку. По иронии судьбы, в последующие месяцы заставить госдепартамент согласиться на 1-годичный график было труднее, чем убедить Кима. Два лидера выработали стратегию дальнейших действий, и Трамп попросил Муна уточнить, что мы должны запросить у Северной Кореи. Это была умная дипломатия, потому что, что бы Мун ни написал, он уже не смог бы возразить, если бы мы попросили об этом, а если бы мы были жестче Муна, он, по крайней мере, высказал свое мнение. Затем Трамп поговорил с Абэ, чтобы выработать дальнейшую стратегию относительно встречи с Кимом в свете отчета Муна. Абэ повторил все ключевые моменты, высказанные им в Мар-а-Лаго, в отличие от чрезмерно оптимистичной перспективы Муна. Не доверяя Киму, Япония хотела конкретных, недвусмысленных обязательств как по ядерной проблеме, так и по похищенным. Абэ подчеркнул Трампу, что он был жестче Обамы.