Центральный Зомбиленд

Антон Иванович не любил детей. Это такой источник беспокойства, грязи и бессмысленного убийства времени, что только сумасшедший будет добровольно искать сего счастья. К женщинам Антон Иванович относился несколько иначе. В принципе, они его привлекали, особенно до того момента, как ему стукнуло пятьдесят лет (а может, и до сорока пяти). С некоторыми представительницами слабого пола он даже встречался. Однако на определенном этапе отношений каждая из них заводила разговор о детях. У них, видите ли, просыпался материнский инстинкт. Прямо как у зомби, честное слово. После этого неизменно следовало расставание, достаточно легкое, впрочем, для обеих сторон, поскольку сам он к женщинам никогда глубоко не привязывался, а они почему-то, пообщавшись с ним пару месяцев, также начинали испытывать противоречивые чувства. Некоторые особи вообще покидали роскошные апартаменты, даже не дойдя до слов «Давай заведем малыша…»

Интересно, что при расставании все женщины пытались убедить его в том, что он – полное ничтожество. Антон Иванович им, конечно, не верил, а прожившая с ним до недавнего времени матушка абсолютно его поддерживала. Примерно до достижения сорока она даже всячески приветствовала каждый новый разрыв, серьезнейшим образом восклицая:

– Какое счастье, Антоша! Я сразу поняла, что она недостойна тебя.

После сорокалетнего юбилея материнские восторги по поводу неудавшихся отношений стали сходить на нет, как, впрочем, и количество сих отношений. Затем начались вздохи и попытки познакомить его с «приличными» девушками, ни одна из которых также не задержалась в квартире дольше, чем на чай. А год назад матушка в последний раз горестно вздохнула и опочила не совсем в мире, но окончательно оставив надежду понянчить внуков.

В результате Антон Иванович в свои пятьдесят пять лет представлял из себя крайне завидного жениха с высокооплачиваемой работой, дорогими часами и роскошной квартирой. Однако абсолютно без женской опеки и без какой-либо реальной вероятности ее обрести. Первое время ему крайне не хватало материнских пирожков и даже не менее горячих материнских наставлений, что оказалось для него неожиданным открытием. Однако, в конце концов, он купил себе новую модель робогорничной и записался в мужской клуб, где раз в месяц искал и успешно находил утешение в обществе женщин, не болтающих о продолжении рода и совместных покупках. Таким образом, жизнь его вошла в размеренную колею. И вытащить его из этой колеи представлялось малоперспективным занятием.

Откушав меж тем ужин, торжественно поданный на старинной фарфоровой посуде, Антон Иванович пожурил робота-горничную за недостаточную расторопность и похвалил робота-повара за идеально прожаренного цыпленка. Оба чуда техники одинаково мигнули в ответ желтыми датчиками и прогудели что-то на своем машинном языке. Видимо, извинялись и благодарили. После чего робот-повар вернулся на кухню в свой шкафчик, откуда был вызван специально для выслушивания мнения хозяина, а робогорничная, грациозно мелькая манипуляторами, приступила к уборке со стола.

Удовлетворенно вздохнув, Антон Иванович проследовал в гостиную, где расположился в уютном кресле перед огромной видеопанелью. Пятничный вечер у Антона Ивановича обычно был посвящен незамысловатому общению с панельными программами в достойном обществе сладкой вишневой настойки. Хрустальный графин с темно-красной жидкостью и приземистый бокал с точеными гранями были уже услужливо размещены на невысоком столике с инкрустацией, придвинутом поближе к креслу. Антон Иванович не любил вставать из кресла или за чем-либо тянуться. А после третьего графина с настойкой уже и физически не мог этого делать без риска повредить целостность вековой посуды и мебели, его окружающих.

В эпоху абсолютистского правления в их доме покойной матушки пятничные вечера почти всегда проходили в обществе ее интеллигентных друзей. Однако многие из них уже покинули сей мир, а остальные после смерти хозяйки дома потихоньку оставили его. И тогда Антон Иванович внезапно осознал, что собственной дружеской компанией он не обзавелся, а потому ждут его вечера уединенные и тихие. По первости пытался он еще приглашать некоторых знакомцев своих на застольные посиделки, а то и навязывался к ним в гости. Только знакомцы под самыми изощренными предлогами избегали его дома и недвусмысленные намеки на приглашение его к себе игнорировали. Причин таких странностей Антон Иванович не понимал, поскольку считал себя человеком просвещеннейшим и интереснейшим, со слов, разумеется, своей матушки и ее почивших почитателей. А потому, дабы не впадать во внутреннее противоречие, списал он поведение окружавших людей, в основном из среды его коллег по работе и научной деятельности, на их собственную глупость и зависть к его несомненным талантам. Убедить себя самого в этом выводе было не сложно. Однако вечера, особенно пятничные, когда возвращаешься домой пораньше, сей вывод украсил не особенно.