По глазам собеседника Кирилл понял, что тот ему поверил.
– А почему увезли Дашу?
Ответ на этот вопрос долгих размышлений не вызвал.
– Она попросила ехать, и я поехал, – честно сказал Кирилл.
Отведя взгляд от Великого, он осознал, что все в комнате наблюдают уже только за ним. Смотрела на него и Даша, и глаза ее расширенные и влажные казались какими-то неестественно беззащитными, почти детскими в этот момент. Кирилл улыбнулся ей широко и успокаивающе, срывая в кровь подсохшую почти рану на губе. «Только не плачь, – подумал он. – Они не должны видеть твоих слез. Они слишком ждут их». Кажется, она поняла его, потому что, еле слышно шмыгнув носом, отвернулась к окну.
– По крайней мере, честно. Я так думаю. – Слова Великого вернули Кирилла в реальность. – Как бы там ни было, вы спасли мою дочь из устроенной вами же заварушки. Вы даже по странному стечению обстоятельств довезли ее именно туда, куда ей было нужно попасть, до аэропорта. В результате все вышло относительно удачно. Место инцидента в течение пары часов зачистили, Даша должна была лететь в Лондон, а вы оказались в дружеских объятиях нашего уважаемого научного светилы. Вот он как раз рядом сидит.
Профессор, почувствовав на себе внимание, с резким выдохом вступил в разговор.
– Если бы мне позволили оставить его в институте для тщательного изучения, – возмущенно затараторил он, – скольких бед и неприятностей это позволило бы избежать!
– Несчетное количество, Сергей Петрович, – покровительственно прервал его хозяин дома. – В том числе и ту нелепую сцену с пистолетом, направленным на мою дочь.
Профессор поперхнулся и сразу ссутулился и как-то сник.
– Я не причинил бы Дарье Михайловне никакого вреда, – попытался защититься он.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, друг мой, – сказал Михаил Николаевич полным нарочитого сомнения голосом. – Однако с этим мы разберемся чуть позже.
Сергей Петрович и вовсе скис, а сидевший напротив зауженный Ваня выпустил в него громкий смешок.
– Тем не менее, – продолжал Великий, вернув к себе общий интерес, – нашего неожиданного зомби-смутьяна профессору на препарацию не отдали. Достойные люди из этической комиссии посчитали правильным поскорее закопать все следы инцидента. Эти уважаемые идеологи и теоретики, надо сказать, часто так поступают. Ну да не мне их судить, к огромному счастью… для них.
Зауженный Иван услужливо заржал, неестественно дергая недобритым подбородком. Великий поморщился, но прерывать сие изъявление раболепия не стал. Даша бросила на золотого мальчика презрительный взгляд. Дождавшись тишины, Михаил Николаевич продолжил:
– И все вроде прошло нормально. Вас, Кирилл, утилизировали. Профессор успокоился, а дочурка моя начала снова паковать чемоданы.
Говоря это, он посмотрел в глаза Даше, которая свой взгляд в ответ не отвела.
– Только вот Дашенька отпросилась для снятия стресса на недельку-другую в эту глушь. – Слова из уст Великого вытекали спокойным потоком. – С одной стороны, это странно. Девочка она у меня не слишком впечатлительная. С другой стороны, и каверз, подобных произошедшей, судьба ей еще не устраивала. Так что я, как любящий отец…
Даша при этих словах выразительно выдохнула и выпятила до крайности обиженную нижнюю губу.
– …именно, как любящий и заботливый отец, – настаивал на своем говоривший. – Я, разумеется, позволил ей это. Однако, как выяснилось, разрешением моим воспользовалась не только она, но еще и утилизированный зомби, и эмоционально неустойчивый ученый.
– Я в гости не стремился, – сердито буркнул Сергей Петрович.
Даша продолжала играть в молчанку. В результате сочинять изъявления элементарной признательности пришлось Кириллу. А то невежливо получается.
– Поверьте, мы все невероятно благодарны вам за невольно оказанное гостеприимство, – начал он. – Проведенные в вашем прекрасном доме часы навеки золотыми буквами впечатаются в наши сердца. И просто, чтобы потешить общее любопытство, каким же благословенным образом это выяснилось?
Великий задумчиво посмотрел на Кирилла. По выражению его величавого лица читалось, что мысли его витают в какой-то иной сфере и трудятся над какой-то иной идеей. Конечно же, великой идеей.
– Ну, здесь-то как раз все понятно, – в очередной раз не вовремя встрял в разговор профессор. – Антоша, видимо, все-таки передал мое сообщение надлежащему адресату.
– Вы не совсем правы, Сергей Петрович, – отреагировал Великий, не сильно отвлекаясь, впрочем, от своих мыслей. – Помощник ваш, как и обычно, в выходные дни находится в состоянии полной невменяемости, именуемой по-простому запой, и вряд ли был способен даже сказать что-нибудь внятное, а тем более передать.
Профессор чертыхнулся.
– Если бы не его веселая мамаша, ни в жизнь бы не взял к себе такого олуха! – проворчал он.