Цепь

— Так вот, — продолжал Полковник, — Абугазин предположил, что они могут означать шифр ячейки камеры хранения на железнодорожном вокзале. Он проверил сводки происшествий по области за июнь–июль. Тут и выяснилось, что служащие камеры хранения вокзала вместе с сотрудниками транспортной милиции вскрыли — по акту — за просрочку платежа абонентом одну из ячеек. Три последние цифры этой ячейки были четыре–шестьдесят семь. И обнаружили они там старую хозяйственную сумку, а в ней лежал этот самый дневник. И лежал он у транспортников до тех пор, пока Минхан не взял его.

— Черт те что… — пробормотал Веня — Кто бы мог подумать?

Он старательно избегал моего взгляда.

— Во-во! — кивнул Полковник. — Короче, когда я его прочитал, тут же вспомнил о газете… А теперь, — резко меняя тон, заговорил наш шеф, — этот дневник надо как следует проштудировать. Вам. Не из-за него ли и вся карусель-то закручена? Забирайте вы все материалы, которые мы здесь насобирали за время вашего отсутствия, тетрадь эту. И читайте. Анализируйте. Думайте. Предполагайте. Предлагайте. Сколько вам нужно времени, чтобы все это “переварить”?

Мы с Веней, не сговариваясь, пожали плечами.

— Сутки, — пробормотал не очень уверенно я, зная, что Полковник не любит этого слова.

— Хорошо, — неожиданно охотно согласился он. — Завтра к вечеру все подготовьте. Я чувствую, в этом деле многое алогично. Хотя… В общем, мы уже почти у цели. Бейсеев — у нас; Ковальчука найдем, куда он денется; Раимджан Ходжаев “при деле”. Но кто-то есть еще… “Симаков”, “Седой” — старая, хитрая лиса тут работает… Не будет же просто так человек переписывать страницы из чужого дневника, а сам дневник, словно драгоценность какую-то, хранить далеко от дома… Что-то здесь есть… Ну, идите, Пинкертоны!..

19

Веня шел, не поднимая на меня глаза. Он, конечно, оценил мое благородство; то, что я ненароком, по простоте душевной, не ляпнул Кириллу Борисовичу: “Как, разве Бизин не сказал вам, что я просил его заняться поисками тайника на вокзале?” Но если говорить серьезно, то старший лейтенант милиции Вениамин Александрович Бизин был не на высоте. Мягко говоря… Когда я позвонил ему из аэропорта и посоветовал “прозондировать” камеру хранения, исходя из того, что “4–67” могут оказаться цифрами шифра, я, разумеется, не был уверен, что Галицкая и действительно что-нибудь хранила на вокзале. Но в нашем деле, как в клубке ниток: если появляется “ниточка”, ее вытягивают до конца и выдергивают. Проверить все, что может обернуться фактом, — это принцип. Веня нарушил его. И сейчас — я же видел — мучительно переживал. Я молчал, ждал…

— Понимаешь, — пробормотал он, — замотался я… Конечно, поступил, как последний лопух.

Я по-прежнему молчал. А что говорить? Сочувствовать или, наоборот, выговаривать? Неожиданно мне в голову пришло: закономерно, пожалуй, не то, что Вениамин позабыл “прокрутить” версию, а другое. То, что Минхан своим путем, но тоже дошел до этих цифирок. В этом, наверное, и сказался профессионализм в нашей коллективной работе. Не один, так другой. Не одной дорожкой, так другой тропинкой, но мы доберемся до него, до преступника. Только иной раз путь наш бывает тернистым, времени много уходит, силы отнимает. Бывает, что добираемся к цели и с потерями.

…Взяв все вновь поступившие за время нашего отсутствия документы, мы вернулись в отдел.

— Давай так, — предложил я Вене, — ты пока читай справки, ответы на запросы, а я примусь за дневник. Потом обменяемся. Хорошо?

— Ладно, — кивнул он.

Я открыл тетрадь. Дневник начинался маем 1919 года, но иной раз комиссар Орел не прикасался к нему целыми месяцами.

Дневник комиссара Орла

“…Генерал Юденич рвется к Петрограду. Положение города с каждым днем становится все более угрожающим…

…Сегодня Владимир Ильич и Дзержинский подписали Обращение Совета Рабоче-Крестьянской Обороны: “Смерть шпионам! Наступление белогвардейцев на Петроград с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе, в каждом крупном городе у белых есть широкая организация шпионажа, предательства, взрывов мостов, устройства восстаний в тылу, убийства коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций. Все должны быть на посту…”

…Население Петрограда сократилось с двух миллионов примерно вдвое. Что же будет дальше?

Назавтра вызван к управляющему делами Совнаркома Бонч-Бруевичу…

…Был у Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича. Разговор врезался в память, но все равно его нужно записать. Когда у меня будет сын, я обязательно должен ему рассказать о том, в какое время мы жили, как жили и зачем жили. Почему сын? А если дочь? Дочь — это тоже прекрасно, но я хочу сына. Наивный ты человек, комиссар Орел! Хочешь сына, а боишься сказать Вере, что любишь ее. Эх ты, несгибаемый и железный!.. Бонч плохо вы­глядит. За то время, что мы не виделись, он очень сдал. Под глазами синяки, нос заострился.

Он сразу приступил к делу, едва я вошел.