Цепь

— Простите, — мягко перебивает Саулов, — не надо меня ни о чем предупреждать. У меня вопрос.

— Да, слушаю вас.

— Что будет с моей женой и моим сыном? Они будут привлекаться, будут репрессироваться?

— Если будет установлено, что они не знали о вашем преступном прошлом и настоящем, они не будут привлекаться к уголовной ответственности.

— Благодарю вас. Они ничего не знали.

— Гражданин Саулов, вы признаете себя виновным в том, что…

— Гражданин следователь, — снова перебивает Саулов, — я достиг того возраста, когда для человека… моего плана уже не имеет никакого значения признание чего-либо или отрицание чего-либо. Самых очевидных фактов и самой ужасной лжи. Все это мне совершенно безразлично: ваши слова, ваши факты, ваше решение, ваш суд. С девятнадцатого года по сорок пятый год я боролся против вашего строя всеми доступными мне средствами, в чем ни в малейшей степени не раскаиваюсь. Последние пятнадцать лет я не причинил урона Советскому Союзу.

— А убийство Святослава Павловича Клычева и Ксении Эдуардовны Галицкой?

— Это частные лица…

— За что вы приказали убить Клычева и Галицкую?

— Учитель мог опознать меня, а ее… Она попыталась меня шантажировать, заявив, что у нее в руках дневник комиссара Орла и что она не отдаст его мне. Я предупредил, что это плохо кончится для нее.

— Галицкая все знала о вас?

— Практически ничего. Так, самую малость, конечно…

— Кто такая Галицкая?

— Моя племянница — урожденная Алина Глебовна Саулова.

— Дочь вашего двоюродного брата Глеба Сергеевича Саулова и Веры Васильевны Сауловой, урожденной Остальской?

— Да.

— Но об этом-то она знала, надеюсь?

— Разумеется… После того, как умерли ее родители, она осталась с отчимом…

— Владимиром Петровичем Жуком?

— Да, — кивнул Саулов. — Я взял ее к себе и относился, как к дочери. Алина была славной и послушной девочкой…

— Вы хотите сказать, что когда в тридцать втором году вы тайно, через “окно” на границе привезли ее с собой в Советский Союз, она послушно согласилась забыть, кто были ее родители? И согласилась жить, как сирота, три года в детском доме?

— Совершенно справедливо, — кивнул Саулов. — Вы позволите закурить?

— Пожалуйста, — следователь подвинул к Саулову пепельницу. — Скажите, а чем вы занимались эти три года — с тридцать второго по тридцать пятый?

— Устраивал свои дела, скажем так. Большего я вам говорить не намерен. О моей племяннице Алине- сделайте одолжение, поговорим. О моих делах — увольте. Это неинтересно.

— Значит, вы всю жизнь возили ее с собой?

— Да, по возможности. Мы слишком тесно были связаны друг с другом. Как говорится, кровными узами. К тому же она долгие годы зависела от меня: я помогал ей советами, деньгами, многое покупал — и кооперативную квартиру и мебель. Собственно, она и в фиктивный брак с этим… Галицким вступила по моему настоянию. Мне нужна была квартира… И я дарил племяннице драгоценности. Да, те драгоценности, которые она так любила, принадлежали мне…

— Кстати, по поводу драгоценностей, — перебил следователь, — у вас они оказались после того, как вы ограбили и убили чету Гордеевых в Берлине, не правда ли? Очевидно, тоже не своими руками?

Саулов метнул на следователя злобный взгляд и промолчал.

— Ну, ладно, — усмехнулся следователь, — продолжим об Алине Сауловой-Галицкой. Вы сказали, что она была послушным ребенком. А став взрослой, она тоже беспрекословно подчинялась вам?

— Да, — кивнул Саулов. — Когда же она проявила серьезное непослушание, ее не стало…

Все это говорилось им бесстрастно, как будто не живой человек, а бездушный механический робот-убий­ца сидел перед нами. Мне приходилось в своей жизни видеть убийц — циничных, разбитных, нахальных, — такого я видел впервые.

— Насколько я вас понял, — сказал следователь, — Алина Саулова–Галицкая, прочитав дневник, впервые поняла, кто вы и что вы за человек, верно?

— Да, вероятно, она что-то поняла. Я пришел к ней… накануне, в пятницу… Принес две газеты “Маяк”…

— Как у вас оказались эти газеты?

— Их привез мой студент Гусев. Он месяц находился на практике в Салтановске. Меня заинтересовал кроссворд на последней странице. Ну, а потом я увидел Указ… Н-да… В другом же номере был опубликован отрывок из повести Клычева…

— А номер “Маяка”, — сурово перебил следователь, — в котором был помещен некролог о смерти Клычева, вам кто привез? Раимджан Ходжаев или Федор Ковальчук?

Саулов не ответил. Он сидел все так же прямо, спокойно положив руки на колени.

Веня уже рассказал мне, что именно через версию “Командированный” капитан Садыков и вышел на Саулова. Сначала их было двенадцать человек — жителей нашего города, находящихся в командировке или на практике в Салтановске. Постепенно одиннадцать отпали, пока не остался студент Гусев, И он отпал. Вернее, почти отпал, потому что рассказал Садыкову, что привез из Салтановска несколько экземпляров “Маяка”, и их у него взял преподаватель Викентий Модестович Саулов — любитель кроссвордов и занимательного юмора.

Вот так — параллельно — мы с капитаном Садыковым и вышли на него.