Цепь измен

Хьюго закрывает дверь в маленький кабинет — единственную в доме комнату, не считая туалета, площадью меньше ста квадратных миль, — и устраивается напротив камина на полированном каштановом подлокотнике кожаного дивана. На отце Флер стильная черная шелковистая водолазка и черные джинсы, и он такой ужасно клевый!

— Такой красивой девушке не хочется танцевать? Она либо больна, либо чем-то расстроена. Я прав, cherie?

Он назвал меня красивой!

— Все в порядке, правда…

— Кейт. Ты три дня не выходишь из дому. Это же Париж! Ни одна женщина не приезжает в Париж только для того, чтобы спрятаться от мира и читать книжки!

— Вообще-то я не могу себе позволить походов по магазинам…

— И когда женщину это останавливало? — Его тон теплеет. — Cherie, я, biеп sur[27], не знаю причины твоего приезда; вполне возможно, ты просто навещаешь свою дражайшую подругу Флер, — изящно предполагает он. — А быть может, у тебя дома неприятности и ты чувствуешь себя несчастной?

Я беру подушечку и начинаю нервно теребить бахрому.

— Не хочу совать нос куда не надо, Кейт. Твои дела — это твои дела. Можешь оставаться у нас сколько пожелаешь: три дня, три месяца; оставайся, пока не будешь готова ехать обратно.

У меня на глаза вот-вот навернутся слезы. Хьюго вздыхает.

— Ma petite, твоя мать звонит каждый день, а ты не хочешь с ней разговаривать. Твой отец не звонит, а мне кажется, что как раз с ним ты хочешь поговорить. — Хьюго склоняется и берет меня за руку. — Иногда лучше поговорить с кем-нибудь — с другом, — чем держать все в себе. Что бы там ни было, твоя тайна останется со мной.

Из камина раздается щелчок, и я подпрыгиваю. Хьюго грациозно поднимается, поправляет дрова кочергой и подбрасывает еще. На дворе апрель, но в громадном старинном доме холодно и я с благодарностью принимаю тепло, исходящее от пылающего дерева.

Хьюго открывает маленький бар и наливает что-то в два стакана; один протягивает мне.

— Tiens[28]. Чтобы согреть тебя и внутри.

Запах отвратительный, но я осушаю стакан залпом.

— Doucement[29], Кейт! Полегче! Это же арманьяк, а не вода!

Я кашляю и плююсь еще минут пять — чертов арманьяк опалил мне горло. Хьюго хохочет, и я, наконец, вздохнув, тоже начинаю смеяться — впервые, как мне кажется, за долгие годы.

— Держи, — говорит Хьюго, наливая еще. — Только на сей раз помедленнее. Арманьяком нужно наслаждаться, а не глотать. Как настоящей едой. Или, — с улыбкой добавляет он, — настоящей женщиной.

Сидим в тишине вдвоем, глядя на огонь. Есть что-то успокаивающее в танце и трепете языков пламени. Тугой узел у меня в животе немного ослабевает.

Я осторожно потягиваю арманьяк.

— У папы роман на стороне, — внезапно выпаливаю я. Хьюго молча кивает.

— И еще я застала маму со своим парнем — она была голая. Они сказали, что между ними ничего не было, но ведь я видела… Я хочу уехать учиться в Нью-Йорк, но меня никто не слушает…

— Я слушаю, — говорит Хьюго.

Следующие сорок минут он не произносит ни слова. Когда я начинаю рыдать, он протягивает шикарный носовой платок зеленого шелка, чтобы я в него высморкалась. Подливает мне арманьяк, подбрасывает дров в камин. Похоже, ему действительно небезразлично, что я чувствую. И почему папа не такой? Я всегда думала, что он слишком занят на работе, но ведь для Эллы у него находится время?

Когда я, наконец, выговорилась, Хьюго крепко обнимает меня, и я прячу лицо на его груди. От него так вкусно пахнет — как от глазированных яблок…

Внезапно я перестаю ощущать себя в уюте и умиротворении; у меня рождается совсем иное чувство. Пальцы рук и ног начинает покалывать. Он ведь по-настоящему сексуален. Его ладонь касается моей шеи, когда он гладит меня по волосам, и я начинаю таять. Сердце гулко колотится, руки потеют, и возбуждение начинает пульсировать в трусиках маленькой жаркой рыбкой.

Откинув голову, я целую его в губы.

На миг он задерживает поцелуй, потом отстраняется, держа меня на расстоянии вытянутой руки.

— Нет, Кейт.

— Почему нет?

— Cherie, это не выход. Тебе нужно нечто другое. С моей стороны было бы нечестно воспользоваться этой возможностью… Как бы мне ни хотелось, — печально добавляет он.

— Я тебе не нравлюсь?

— Ну что ты, конечно, нравишься! Ты красивая девушка. Очаровательная. — Он встает, потирает подбородок, грустно глядя на меня. — Будь ты чуть старше, чуть опытнее…

— Я достаточно опытная. — Слегка покачиваясь, я обвиваю его шею. — Флер сказала, что я в твоем вкусе.

Он снова отстраняет меня.

— У Флер слишком живое воображение. Кейт, ты очень устала. И наверное, арманьяк был плохой идеей. По-моему, тебе пора в кровать…

— Отличная идея, — невнятно бормочу я.

— Одной, Кейт.

Мои глаза наполняются слезами. Хьюго не хочет меня. И Дэн не захотел. Он предпочел мою мать. Наверное, со мной что-то не так.

Я ненавижу себя. Ненавижу свою жизнь. Лучше бы я умерла.

Выбегаю из комнаты; грудь готова разорваться от боли. Слезы так обильно текут, что я не вижу, куда бегу, и со всего маху врезаюсь в брата Флер, выходящего из гостиной. Чашка кофе опрокидывается, заливая нас обоих.

Он подхватывает меня за руку.

И не отпускает.

9 Элла