Цепь измен

— Ну и дура же ты, — вздыхает Люси, когда я возникаю на ее пороге и бросаюсь ей на шею, бессвязно бормоча сквозь рыдания, — нельзя просто взять и вернуть его жене как надоевшую игрушку. Так не бывает. Понимаю, Элла, ты пытаешься вести себя правильно, но теперь уже поздно. Иногда остаться и жить во лжи — еще менее честно, чем набраться смелости уйти. Уж я-то знаю. После ухода Лоренса я думала, это самое худшее, что могло со мной случиться; однако, когда первое потрясение сгладилось, я поняла: Лоренс был прав. Живя вместе столько лет, мы притворялись. Своим уходом он предоставил мне возможность завести честные отношения с другим мужчиной. Элла, ведь вы с Уильямом любите друг друга. Не хочу показаться поклонницей сентиментальных романов, но любовь — такая ценность. Ты просто не имеешь права вышвырнуть ее!

— О Господи, — в отчаянии выкрикиваю я, — что я натворила!

Он мне не перезванивает. Через десять дней я прекращаю попытки. Именно я хотела сделать наш разрыв необратимым. И как же я в этом преуспела!

Иду на работу, потому что больше нечем заняться, но работа уже не спасает. С ужасом представляю, что совершу еще одну ошибку. Это как вдруг взять и разучиться ходить. То, что раньше воспринималось на уровне инстинктов, я теперь слишком тщательно анализирую, все больше увязая в собственном страхе. До отвращения старательно проверяю и перепроверяю простейшие процедуры. Хоуп не первый ребенок, погибший из-за того, что я подала неверный сигнал. Каждый врач живет с осознанием простой истины: рано или поздно какой-нибудь пациент погибнет по его ошибке или профессиональному заблуждению. Не смерть Хоуп породила во мне неуверенность — наоборот, мои сомнения стали причиной ее смерти. Как я могу доверять собственным мнениям на работе, если в обычной жизни они оказываются такими неадекватными?

Я вызываюсь работать на Первое мая, потому что мне невыносимо торчать дома. Сижу в кабинете, невидящими глазами уставившись в отчет о вскрытии Хоуп; мне не нужно его читать — я выучила его наизусть. И вдруг ко мне без стука входит Ричард Ангел.

— Доктор Стюарт! Можно переговорить с вами?

Пожимаю плечами.

Ангел резким движением поворачивает кожаное кресло и усаживается с противоположной стороны письменного стола, как будто боится, что моя близость ядовита. Учитывая, как мне везет в последнее время, он, видимо, прав.

— Я здесь по просьбе доктора Николсон, — сообщает Ангел. Ну конечно: он же не хочет, чтобы я приняла его приход за нечто вроде профессиональной солидарности. — Люси убедила меня — должен добавить, против моего личного здравого суждения, — созвать собрание треста, чтобы обсудить дело Шоров до начала официального расследования. — Ангел строит такую мину, будто только что откусил лимон. — Это ваш шанс — ваш единственный шанс — изложить свое видение дела, прежде чем мы примем решение, какую степень поддержки сможет оказать вам больница. Думаю, нет необходимости лишний раз напоминать, что от этого зависит ваше будущее.

— Разве вы не поддерживаете позицию Шоров? — удивленно вопрошаю я.

— Они озвучили свою претензию широкой общественности, что, как вы наверняка понимаете, весьма осложняет дело, — недовольно поясняет Ангел. — Это очень некстати. Несомненно, быстрое и незаметное решение вопроса теперь не представляется возможным. — Он хочет сказать, что больничный трест не может просто взять и заплатить, чтобы свести к минимуму шумиху в прессе, признав ответственность и, таким образом, бросив меня в волчью яму.

Меня не одурачат Ангеловы обещания беспристрастного расследования. Дай ему волю — и мне придется барахтаться в открытом океане, отдавшись на милость газетам, полыхающим красными заголовками: их хлебом не корми — подкинь трагическую историю об умершем младенце, и они раздуют ее до небес.

— Вы же не испытываете ко мне добрых чувств, не так ли? — интересуюсь я для поддержания беседы.

Ангел каменеет.

— Мои личные предпочтения в данном случае ни при чем.

— О, бросьте, Ричард, — подкалываю я. — Свои «личные предпочтения» вы обозначили весьма четко и ясно. С тех самых пор как здесь командуете, вы ждали подобной возможности.

— Если вы намекаете на то, что мне не по душе ваш интуитивный подход к работе, — тогда да, я в самом деле опасался результата, который мы теперь имеем, — огрызается Ангел. — Вы эмоциональны, доверяетесь инстинктам при постановке диагноза, вы умышленно вовлечены…

— «Умышленно вовлечена»?

— Доктор Стюарт, это не благотворительность. Это бизнес. Наши клиенты ждут самого лучшего…

— Наши пациенты ждут, чтобы к ним относились как к людям, а не как к инкубаторным цыплятам на эдаком медицинском конвейере! — восклицаю я. — В трех четвертях случаев точная история болезни позволит поставить правильный диагноз еще до того, как вы возьмете в руки стетоскоп! Чтобы это сделать, вы должны знать, кто ваши пациенты и что их привело к вам. Конечно, приходится быть вовлеченной…

Ангел встает.