Он медленно разжал руку, так медленно, что я почти почувствовала, как моя грудь раскрывается навстречу возможности вдохнуть в полную силу. И так же медленно освободил запястья, в которые впивался тонкий узор настенной обивки.
Чувствуя, как бешено колотится сердце, обернулась.
Чтобы снова увидеть это странное золото в его глазах.
– Давай вернемся за стол, – он протянул мне руку.
Помедлив, вложила в нее ладонь и вздрогнула: слишком яркими были воспоминания о том, как она сжималась на моей шее. В этом собственническом, жестоком жесте не было ничего привлекательного, но я до сих пор ощущала давление пальцев на кожу. Плавно усиливающееся с каждой минутой, заставляющее меня слабеть и поддаваться этому наваждению. Усилием воли отогнала эти мысли, опускаясь на стул и чувствуя легкую дрожь в пальцах.
«Он любит причинять женщинам боль, Шарлотта».
– В Иньфае считается неуважением садиться далеко от гостя, – произнес Эрик, – и уж тем более разделять себя преградой стола.
Он говорил об этом так спокойно, словно между нами ничего не произошло.
– Исключение – когда гостей много. Ешь, Шарлотта. Жаркое может остыть.
И я ела, хотя кусок в горло не лез. Понимала, что нужно затолкать в себя хотя бы что-то, чтобы во время занятий желудок не начал урчать, а голова кружиться. Поэтому съела все, что он мне положил, вдобавок щедро запила это предложенным мне напитком, который на вкус чем-то напоминал приправленный травами компот. Необычно, но после него и впрямь почувствовала прилив сил. Никакой «пузырьковости» не последовало, напротив, разум прояснился, как если бы я только что проснулась.
Но в этом сне осталось то, что я отчаянно хотела забыть.
– Где мы будем заниматься? – спросила, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
– В библиотеке. Начнем с теории.
– А практика? Как скоро я смогу начать практические занятия?
– Думаю, через неделю.
– Через неделю?!
– Что тебя так удивляет?
– Не знаю, – пожала плечами. – Возможно, то, что ты говорил о магии смерти. Я ведь могу кому-то причинить вред…
– Не причинишь.
– Не причиню? А что насчет кресла и ковра в ванной, которые тебе пришлось поменять?
– Это был единичный случай. Больше такое не повторится.
Он говорил, как выдавал информацию из справочника. Из весьма запутанного справочника, в котором одно слово расходилось с другим.
– Не повторится? Но ведь магия смерти…
– Твоя магия не имеет отношения к магии смерти, – Эрик повернулся, чтобы встретить мой взгляд.
– То есть как?!
– Твоя магия – полная ей противоположность. Ее называют магией жизни.
Не в силах поверить в услышанное, замерла. Магия жизни?!
– Но ты говорил…
– Я помню, что я говорил, Шарлотта.
Помнит?! Все это время я думала, что моя магия способна убить, все это время, когда сходила с ума от переживаний, когда мучилась от неизвестности, когда…
– Но как же то, что произошло?! Что это было?
– Это способность сродни моей. Ты тоже видишь смерть.
– Но ты… ты видишь ее, потому что ты…
Осеклась.
Внутри все мелко подрагивало, дрожь перетекала в пальцы и бежала по телу. Эрик молчал, но мне не нужны были слова, его взгляд говорил о том, что я и так знала.
Потому что я умирала. Я тоже умирала, как и он.
Вот теперь меня затрясло и затрясло по-настоящему. То, что я не помнила свою смерть, точнее, свою к ней близость, еще не значит, что этого не было.
Вскочила, комкая в руках салфетку.
– И ты только сейчас это говоришь?! Эрик, это не просто магия, это… моя жизнь. Ты должен был сказать об этом до того, как я подписала договор!
Глаза Эрика сверкнули сталью.
– Сказать тебе? Когда, Шарлотта? Я сам узнал об этом, когда ты сказала про ожившие розы. Сказать тебе, что ты умирала, когда ты и правда чуть не умерла?
Он поднялся вслед за мной, и мы оказались лицом к лицу.
– Я. Чуть. Не потерял тебя. Тогда.
Сейчас это был голос Ормана: надломленный, низкий, глухой. Не успела даже опомниться, как его ладонь легла мне на затылок, а губы прижались к моим. Раскрывая и выпивая мое дыхание, сжигая остатки сомнений. Сейчас я сама подалась к нему, отвечая на поцелуй. Прижимаясь и чувствуя, как резкими сильными ударами отзывается под ладонью его сердце. Он целовал меня так, словно в последний раз, и этот поцелуй ничем не напоминал все, что у нас было раньше.
Рваный.
Между вздохами, которых не хватало.
От этого поцелуя горели губы. От прикосновения его ладони, мягкого и в то же время уверенно-сильного, горела я вся. До той минуты, когда Эрик хрипло выдохнул и отстранился. Если так можно выразиться: несколько дюймов между нами, текущее по коже дыхание и пальцы, перебирающие мои волосы.
– Обещай, что больше не будешь умалчивать ни о чем, что касается меня, – попросила серьезно. – Особенно о моей магии. Пожалуйста.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Обещаю. А ты обещай, что не будешь заставлять меня ревновать, Шарлотта. Ты моя и только моя.
Взгляд его потемнел, но в груди почему-то стало тепло.
Так тепло, что никакой камин не нужен.
– Обещаю, – ответила в тон ему.
– Хочешь десерт?
– Разве что чаю, – ответила, глядя в эти плывущие глаза. – А ты?
– Он у меня уже был.