Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

Любопытно, что изменившийся в Европе политический климат коснулся и СССР, о чём, по работе, знал шеф внешней разведки Германии бригаденфюрер Вальтер Шелленберг. В своих воспоминаниях («Лабиринт», 1952) он писал: «С 1929 г. Сталин дал указание германской коммунистической партии считать своим главным врагом не национал-социалистическую партию Титл ер а, а социал-демократов, с тем, чтобы поддержать германский национализм и противопоставить Германию западной буржуазии» (здесь и далее выделено мной. – В. С). Проводимая политика оставалась неизменной и в последующие годы. 26 июля 1939 г. немецкий дипломат К. Шнурре на дружеской встрече с советскими коллегами, выполняя инструкции министра иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентропа, подчёркивал: несмотря на разногласия, «имеется одна общая черта в идеологии Германии и Советского Союза: оппозиция к капиталистическим демократиям Запада». В том же году 14 августа фон Риббентроп в телеграмме немецкому послу в Москве фон Шулленбургу писал о той же «черте», называя её фактором, сближающим обе страны: «капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как Национал-Социалистической Германии, так и Советского Союза»[16]. Примечательно, что ту же линию проводили и лидеры коммунистов, побеждённой к тому времени Франции, Морис Торез и Шарль Дюкло.

В ноябре 1940 г., Торез, не скрывая торжества, заявил о том, что «борьба французского народа имеет те же цели, что и борьба германского империализма. В этом смысле, фактически, можно говорить о временном союзе». Рупор компартии Франции газета «Юманите», усвоив расстрельные лозунги «старшего Брата», раскрывала глаза своим читателям на то, что «генерал де Голль и другие агенты британского капитала хотели бы заставить французов воевать за интересы Сити…»[17]. В полифонии радостных голосов участвовали не только французы, но и другие лидеры компартий Европы, включая «самого» Вальтера Ульбрихта.

Итак, будем помнить, что краху государства всегда предшествует разложение общества. В той же последовательности и в тех же качествах, в каких нарушение молекулярной плотности, скажем, монолита приводит к его разрушению. Хотя при радении о целостности и крепости национального «кремня» необходимо считаться с тем, что при гипотетической однородности общественных единичек каждый индивид может делиться лишь тем, что сам имеет и что сам знает. При бедности содержания возможна только «механическая случайная связь, образующая агрегат, а не организм», – писал Вл. Соловьёв по другому поводу, но как будто к нашей теме. Следовательно, социальное бытие является исторической данностью, лишь когда олицетворяющий его народ наполнен позитивным содержанием, когда вдохновлён чем-то большим, нежели обыденное здравомыслие. А это и есть то, что определяется не отдельными гениями и не количеством ярких индивидуальностей, а внутренней осмысленностью людей, сопряжённых с общей для всех идеей. Последняя вовсе не означает одинаково-мыслие неких «тоталитарных частичек», но является связующим веществом для народа, способного на историческое существование; народа, достойного великой миссии.

Несколько слов о набивших оскомину ценностях демократии не в декларациях, а в прикладной её ипостаси.

Говоря о некоторых завоеваниях «демоса» в странах Запада, замечу, что они пошли на убыль в связи с упадком «империи зла», коей для «империй добра» испокон веков была Россия. После того как СССР канул в небытие, у Запада отпала необходимость соревноваться с его реальными заслугами, как то: бесплатное образование, медицина, льготы для творческих союзов, дотационные программы для детей и юношества, льготы для стариков, и многое другое.

Это позволило «капиталу» значительно сократить свои социальные программы. Таким образом, закат «империи зла» освободил от искушения добродетелью правительства, компании и корпорации. Добродеяние стало заложником личных инициатив и «частной» совести воротил большого и малого бизнеса. Впрочем, ещё и потому, что на повестке дня стояла идея Глобализации.

Что она означает?