– Скажи, ты планируешь… ммм… как это сказать, превратиться обратно в человека?
В меня уперся укоризненный взгляд.
– Прости, не подумал. У тебя, наверное, после превращения одежды не будет? На полу холодно и все такое. Ты, права, конечно, лучше так, в шерсти.
Понимая, что несу абсолютную хрень, придвинулся еще на шаг. Затем осторожно опустился на корточки.
– Меня вот наказали, да и тебя, вижу, тоже. Что ж, пока мы делим одну камеру, может, заключим перемирие?
Я медленно протянул руку. Когда до головы оставалось всего ничего, волчица убрала лапы с носа и оскалилась.
Ясненько.
– Извини. Нет так нет.
Осторожно опустил руку. Раз дистанция установлена, можно и посидеть, прислонившись к стене.
Холодная зараза!
Интересно, как там дочь? Как бы я хотел сейчас быть рядом.
Сука ты, Юрьев, зачем же трогать ребенка?
До боли в ладонях захотелось врезать колдуну по физиономии, чтобы фингал недели две не сходил и морду развезло. Эх!
Покипев некоторое время, приказал себе успокоиться. Толку-то. Лучше отдохнуть, поспать, чую, энергия мне еще пригодится.
Закрыл глаза, выровнял дыхание. Спустя время даже сумел задремать. Недолго. Холодная стена и влажный пол совершенно не способствовали здоровому сну.
– Эй, Паулина, я понимаю, я тебя раздражаю, и, вообще, в последнее время вел себя как идиот, но… позволь сесть рядом. Ты теплая, а здесь холод и влажность. Боюсь, долго в этом прикиде мне не продержаться.
Волчица даже не шевельнулась.
– Ау, ты меня слышишь?
Хвост снова дернулся, на этот раз раздражительно.
– Эх, ладно. Извини. Чего это я, правда.
Отодвинулся и снова закрыл глаза.
Теперь нужно представить, что лежу на морском берегу: под спиной горячий песок, сверху жарит солнце, тело обдувает легкий ветер, ноги окатывают волны…
Черт, еще бы не стучать зубами, тогда и самовнушение подействует.
Захотелось повыть. Интересно, что сделает Паулина-волчица, если я встану на четвереньки и взвою? Покрутит когтем у виска или…
Что будет дальше, я не успел придумать. Рядом раздался по-человечески глубокий унылый вздох, и ко мне привалился горячий шерстяной бок.
Я улыбнулся, не открывая глаз.
– Спасибо, Паулина. Не забуду.
Волчица приглушенно заворчала. Некоторое время повозилась, устраиваясь поудобнее, потом замерла. Я бесцеремонно положил руку ей на загривок. Паулина зарычала.
– Ну, не рычи, – сказал миролюбиво. – Я ж не со зла. Скажи, неприятно, тогда уберу.
Она перестала рычать, только снова душераздирающе громко вздохнула. А я вдруг четко понял, что с волчицей мы точно поладим. Даже несмотря на то, какие были отношения между ее человеческой частью и мной.
Поладим, и все тут.
Время шло. Без телефона и без часов я не мог точно сказать, сколько именно мы находились в клетке. Измерял примерно, по появлению колдуна, который приносил миску каши и воду. Тот появлялся три раза. Значит, прошло около полутора дней.
Приносили еду только мне. Паулине нет. Из нее только выкачивали кровь. И она даже не сопротивлялась.
Я пытался делит скудную порцию пополам. Но мадам так зыркнула на меня своими желтыми глазищами, таким облила презрением, что пришлось отступить. Соблаговолила только попить воды.
Не хочет, ну и не надо. Хотя, если вспомнить, чем питалась Паулина в человеческом облике, становилось понятно, почему волчицей отказывалась от пустой каши.
Хищница, черт ее дери!
На третий день она уже только лежала – экономила силы. Свернулась клубком в углу и не шевелилась. Я не находил себе места. Метался по клетке. Не зная, что предпринять.
Нет, ну что за твари! У них тут женщина, тьфу, волчица загибается, а им все по барабану! Сволочи!
– Слушай, ну покушай, а! – снова предпринял попытку накормить хвостатую. – Я даже не пробовал, все чисто, все вкусно. Тебе надо поесть. Обязательно!
Сунул кашу прямо ей под нос. Она взрыкнула и долбанула лапой по миске, каша взлетела к потолку и шмякнулась неаппетитной кучкой на пол.
– Ты чего творишь?! – рявкнул я.
Волчица взглянула исподлобья.
– И не смотри так! Мало того, что сама не поела, еще и мне не дала! Думать надо, ты же умная!
Волчица предупреждающе зарычала.
– Была б идиоткой, и спрос другой, а ты-то…
Договорить я не успел. Волчица в одно движение перетекла из положения лежа в боевую стойку: холка встала, хвост вздыблен, лапы пружинят, пасть оскалена.
Твою мать! Довел бабу!
Не успел додумать, как темная громада прыгнула и подмяла меня под себя. Ударившись головой, на некоторое время потерял сознание, а когда, постанывая, открыл глаза, увидел замершую недоуменную волчью морду, по которой текли слезы. Но тут Паулина дернулась, заскулила и принялась вылизывать мое лицо. И пахло у нее из пасти далеко не розами.
– Эй, ты чего? Ну, хватит. Хватит!
Волчица заработала усерднее.
– Паулина, прекрати! Ну, что опять не так? То нападаешь, то ласкаешься! Как мне себя вести с тобой?
Она, наконец, прекратила, слезла с меня, позволяя подняться. А потом уткнулась носом в ладонь.
– Эх, ты, бедолага, – я потрепал ее по холке, погладил по бокам. – Как докатилась до жизни такой, а?
Волчица прижала уши к голове и отпустила хвост.