Цепкие оковы силы

– Ясно. Все проехали, забудь. Ты только не нападай больше, ладно?

Она фыркнула в ладонь.

– Вот и славно. Теперь давай разберемся с кашей. Что с ней не так? Она отравлена? – холодея, спросил я.

Волчица замотала башкой.

– Это радует. Невкусная? Не хочешь?

Снова замотала, а потом изобразила нечто похожее на рвоту.

– Не можешь? Нельзя?

Радостно заулыбалась.

– В этом облике мясо, значит, только можно?

И снова радость, даже хвостом завиляла, будто собака.

– Теперь понятно, хищница. Ну, что я тебе скажу, Паулина, скотина твой Юрьев. Редкостная. Наказал человека, а страдает волк. Сволочь, однозначно. И даже не пытайся меня переубедить.

Она и не пыталась, вместо этого принудила сесть, затем влезла на колени и с блаженным выражением морды закрыла глаза.

– Дорогая, – крякнул я. – Ничего не хочу такого сказать, но, кажется, ваша попа меня сейчас раздавит.

Паулина тихонько заворчала и осторожно прикусила руку.

– Все понял. Молчу-молчу.

Я улыбнулась и тоже закрыл глаза.

Что ж, как бы это странно ни звучало, волчицей Паулина мне нравилась гораздо больше.

Еду принесли еще раз. Я быстренько все съел, дабы не нервировать сокамерницу. Отпил глоток воды, остальное отдал ей. Паулина жадно выпила.

Оголодала бедняга.

Затем я походил по камере туда-сюда, от сидения уже болела спина и затекли ноги. Кроме того, в горле ощущалось противное першение, голова была подозрительно горячей, а меня самого знобило. Похоже, кое-кто все же простудился.

Снова уселся к волчице. Она как-то так извернулась, что оказалась чуть ли не вся подо мной, минимизируя контакт моего тела с полом.

– Спасибо, – сказал я. – Но, боюсь, это уже не особо поможет. Я готов.

На этой радужной ноте в воздухе из ниоткуда появился Юрьев. Выглядел он бесстыдно довольным и счастливым.

– Добрый день, мои дорогие. Вижу, вы поладили?

Он окинул нас насмешливым взглядом.

– Заточение только сблизило вас. Вот и замечательно. Кстати, Саша, Дарья просила передать привет. У нее все замечательно… пока замечательно.

Захотелось оскалиться подобно Паулине. Сдержался. Сделал лицо кирпичом.

– Я рад. Когда планируете выпускать?

– Засиделись уже?! Разве? Но ведь вам так хорошо вдвоем.

Смолчал. Зарычавшей было Паулине положил руку на холку.

Не стоит. Разве ты не видишь, он просто издевается.

Волчица, словно услышала и сразу же прекратила рычать.

Умница.

Колдун тем временем, изображал большую работу ума. Кривил рот, задумчиво смотрел в потолок, прищуривался. И, наконец, выдал:

– Так уж и быть, вы свободны, мои дорогие. Надеюсь, урок пройден, и больше неприятностей от вас мне не ждать.

Его облик начал бледнеть, истаивать, когда Юрьев вдруг вспомнил еще одну вещь:

– Ах да, Паулина, ты можешь обернуться. Разрешаю.

Колдун исчез, а я не смог сдержаться и по-детски показал воздуху средний палец.

– Выкуси, тварь!

Теперь понятно, почему она даже не пыталась стать человеком.

Я думал, за нами придут. Вместо этого, на дверце клетки щелкнул замок, сама дверца распахнулась. Да уж, сервис, однако. Сюда с сопровождением, обратно – как хочешь.

– Это, типа, предложение уматывать отсюда? – спросил я. – А где эскорт?

Волчица боднула меня в бедро и первой потрусила прочь.

– Ясно, эскорта не будет.

Я поторопился следом, не хотелось бы остаться одному в незнакомом недружественном месте.

Судя по тому, как уверенно шла Паулина, здесь она бывала. И не раз.

Что-то я не хочу становиться постояльцем этого злачного места. И, вообще, как бы дойти до нормальной кровати. Ноги дрожат, руки трясутся. Красавец.

Наконец, бесконечно длинное подземелье закончилось. Мы поднялись по лестнице, Паулина толкнула носом приоткрытую дверь. В глаза ударил, ослепляя, яркий безжалостный свет. И тут мой организм решил, что пора на отдых.

Слабак.

Всего-то три дня в холодной влажной камере, а пал без чувств, будто девица.

А потом я проснулся, увидел Паулину-человека, улыбнулся. Она не улыбалась, сосредоточенно глядела на меня и пыталась что-то сказать. Не разобрал. Глаза сами собой закрылись, и я опять уснул.

Во сне мне было очень жарко. Казалось, жар проникал отовсюду, со всех сторон. Я не мог от него скрыться, как ни хотел. Неужели это и есть адовы сковородки?

А потом на сухой язык попала вода, какая-то странная соленая вода. И эта вода потушила жар. Впервые за долгое время я ощутил прохладу.

Во второй раз я проснулся в одиночестве. Лежал дома на кровати в спальне, голый. За окном было темно, не понять, то ли поздний вечер, то ли раннее утро, то ли ночь.

Прислушался. В соседней комнате разговаривали. Двое. Один голос был Дарьин, второй… Паулины.

Интересно.

Пошевелился. Вроде все работало как надо. Сел. Голова закружилась. Закрыл глаза и переждал головокружение. Затем встал, чуть не упал, ноги держать не хотели. Снова сел.

Тут открылась дверь, в проеме появились две головы.

– Смотри-ка, очухался, – проговорила Паулина. – А я думала, до завтра точно проспит.

– Это ж, папа, – горделиво сказала Дашка. – Он не слюнтяй.

– Слюнтяй не слюнтяй, но стоять пока не могу, – вмешался я. – Дамы, не могли бы вы принести мне что-нибудь поесть? Жрать хочу, сил нет.