– Есть, – хмуро подтвердил брошенный муж, садясь на раскладушке и потягиваясь. – И то и другое. И бананы, кажется, тоже были.
– Так, может, поехали к тебе? Пока не поздно.
– Поздно. Полотенце чистое найдется?
– В ванной на крючке висит. Серое. Как наша жизнь…
Холодный душ немного привел Репина в чувство, но настроения не улучшил. Петь не хотелось.
На кухню он вышел мрачный, как Карабас Барабас с похмелья.
– Садись, Толечка! – захлопотала мать Быкова. – Давай тарелку, я тебе яичницы положу…
– Спасибо, теть Валь, не хочу. Я только чай попью.
– А чего? Хорошая яичница. С ветчиной.
– Он, мам, у нас на лондонской диете, – усмехнулся Леха. – По утрам сэр Анатоль употребляет только овсянку и апельсиновый сок.
– Ой, а у меня овсянки нет… Но я сегодня на рынок собираюсь, возьму заодно. Сок в ларьке купить можно… И рыбки свежей вам вечером поджарю.
– Ма, я денег оставлю, купи заодно фруктов… Для Вики… Она груши любит. Завтра передачи принимают.
Мать на просьбу отреагировала предсказуемо. Девяносто девять матерей из ста отреагировали бы так же. А сотая схватила бы кухонный нож.
– Вот ведь, нашел подругу…
Она покосилась на Репина, ища поддержки, но тот дипломатично промолчал.
– Только тюремщицы нам и не хватало. Чтоб безобразничала здесь…
– Ма… Ну какая она тюремщица? Просто сложилось так… Ее, кстати, на подписку выпустят скоро. Светка Воронова обещала.
– Час от часу не легче.... Прописать не вздумай!
– Да есть у нее квартира…
Быков перевел взгляд на телевизор, стоявший на стареньком холодильнике, и вдруг, подскочив к нему, резко прибавил звук.
– Смотри! Наш взрыв показывают…
Стрекотавшая в камеру девица, как и полагалось телевизионному корреспонденту новой волны, жутко боялась телевизионной камеры. Она старательно изображала раскованность, но получалось это у нее откровенно плохо. Текст звучал заученно и монотонно, как стихотворение Некрасова в исполнении недотепы-шестиклассника, а левая рука, которую нечем было занять, бестолково тыкала в пространство позади себя, словно искала, за что ухватиться.
– Сейчас о вчерашнем происшествии практически ничто не напоминает, – вещала девица. – Даже выбитые стекла в доме, возле которого находился взлетевший на воздух автомобиль, уже успели вставить. В больнице из четырех пострадавших остается лишь один. Его состояние, по словам врачей, удовлетворительное. Но причины взрыва по-прежнему не ясны. В следственном комитете и в городском управлении ФСБ воздерживаются от комментариев, ссылаясь на необходимость тщательной проработки всех возможных версий. Наиболее вероятной из них считают коммерческие разборки. По информации, полученной из неофициальных источников в силовых структурах, взрыв может быть связан с арестом владельца крупной риэлторской фирмы Андрея Федина, подозреваемого в убийстве своего компаньона и ожидающего суда присяжных. В адрес следствия поступают анонимные угрозы с требованием освободить арестованного. В противном случае последуют новые взрывы…
– Во дают! – резонно возмутился Репин, на секунду забыв о своих семейных проблемах. – Уже пронюхали. Ох, и поимеют же Светку Воронову за эти «неофициальные источники в силовых структурах»…
– А что, кроме нее, никто не знал?
– Бухаров в курсе, напарничек его Никифоров… Кстати, я позвонить Бухарычу хотел… Можно?
– Ни в коем случае! Телефон платный, и у нас стоит счетчик… Шутка.
Художник вышел в прихожую и начал крутить диск старенького аппарата.
– Андрюха, привет! Машинку мне одну не прокинешь? Марки «хундай».
– Покупать собрался?
– Ты мне льстишь… Эта тачка за женой заезжала. Боюсь, не измена ли.
– Измена – дело серьезное. Говори…
Анатолий продиктовал данные.
– Так, записал… Да, слушай! – спохватился вдруг Бухаров. – Тут неприятное дело… Ты насчет записок, которые Вороновой поступают, не болтал никому?
– Можешь не строить из себя молодогвардейца, я новости смотрел… Нет, никому. Может, твой Юрасик перед девочкой холку топорщил?
– Божится, что не он… Хотя это, может быть, и к лучшему. Теперь Федина точно приземлят.
– С какого перепугу?
– Присяжные ж – как дети. Логика простая: раз хочет соскочить – значит, точно в дерьме. Виновен, то бишь… Ладно! Пробью тачку – звякну.
Старушки, вечно сидевшие возле подъезда, словно аксакалы из «Белого солнца пустыни» у ворот города Пиджента, завидев Репина, синхронно повернули головы и проводили его недобрыми взглядами. И, стоило Анатолию отойти на некоторое, как им казалось, приличное расстояние, их разговор мгновенно вспыхнул свежими подробностями, словно догоравший костер, в который бросили охапку сухого хвороста.
– …а теперь, вишь, к матери вернулась… пьет сильно… и так не повернуться… – донеслись до него обрывки отдельных фраз.
Войдя в знакомую парадную, Репин поднялся на четвертый этаж и позвонил в знакомую дверь.
Ему открыла жена. Хорошо, что не теща.
– Привет… Можно?
– Что именно? – Интонация Ленки говорила, что к мирным переговорам она не готова.
– Поговорить… Вот…
Законный супруг достал из-за спины букет желтых роз и сделал шаг навстречу. Но Ленка оттолкнула его руку и загородила проход.