Цепной пес самодержавия (СИ)

— Ты мне скажи, зачем тебе надо было идти на такой риск? — продолжил Пашутин. — Другой бы на твоем месте трижды подумал перед тем, как пойти… почти на смерть. Я тоже не исключение. Знаешь, временами мне тебя просто не понять! В тебе нет ни страха, ни ярости! Словно все человеческое у тебя запрятало в каком-то глухом и темном углу твоей души! И это пугает больше всего! Никогда не знаешь, что ожидать от такого человека! Я мог бы предположить, что тобой управляет холодный расчет, но откуда ему взяться при твоей биографии?!

Я усмехнулся, видя, каким способом этот волевой и сильный человек выплескивает свой накопившийся за эти дни страх.

— Ему смешно! Именно поэтому временами ты мне кажешься отлитым изо льда.

— Миша, к чему весь этот разговор?

— Не знаю. Просто иной раз хочется убедиться, что ты живой и нормальный человек.

— Убедился?

Еще один взгляд и ответ-вопрос: — Может мне тоже начинать верить в ангела с железными крыльями?

— Это лично твое дело, — недовольно буркнул я, так как разговоры на эту тему меня раздражали.

— Да мое. Лично мое, — как-то задумчиво и грустно проговорил полковник, глядя куда-то мимо меня. Только сейчас я понял, что Пашутина что-то гложет. Просто до этого его душевные страдания не были так заметны на фоне всех этих событий. — Знаешь, Сергей, я вчера ночью только под утро забылся. Сон был короткий, но яркий и четкий. Митька приснился. Студент был живой, веселый, и какую-то мне веселую историю рассказывал.

Я внимательно посмотрел на Пашутина.

— Он мертв?

— Да. Его пытали, а потом убили. Меня взяли утром на выходе из номера, я даже толком не успел понять, что происходит, как получил порцию хлороформа. Очнулся уже спустя несколько часов, в подвале, рядом с телом Дмитрия. Вот тогда мне стало по-настоящему страшно. Хотелось выть от ужаса, который проник в мою душу. Если бы в тот момент немцы начали меня допрашивать, я бы, возможно,… мог стать предателем. Один, рядом с трупом своего товарища, в ожидании самого плохого… Нет, не о том я говорю! Неожиданно дверь в мою камеру открылась, и через порог шагнул глава немецкой разведки в Берне господин фон Крауф, в сопровождении двух головорезов.

Они, оказывается, узнали от Дмитрия о месте встречи и теперь предлагали мне пойти к «Арлекину» в качестве приманки, обещая мне за это свободу. Мне было совершенно непонятно, как ты выкрутился, но при этом надеялся, что тебя в Швейцарии уже нет. Причем был настолько в этом уверен, что когда увидел тебя, честное слово, первый раз в жизни растерялся.

— Зачем я пришел, Миша? Думаю, дай попрощаюсь с друзьями перед дальней дорогой, о то вдруг нескоро увидимся.

— Попрощаться с друзьями, значит, пришел, — повторил он и вместо того, чтобы принять мою шутку и хоть немного расслабиться, наоборот, напрягся, это было видно по закаменевшему лицу и желвакам, обозначившимся на скулах. — Да, это правильно. Я тоже попрощался с Дмитрием и попросил у него прощения, а затем поклялся: если останусь жив, приду и убью этих тварей. Всех до одного! Глотки порву!

Его взгляд изменился, стал тяжелым, злым, давящим, а руки, лежащие на столе, сжались в кулаки, да так, что побелели костяшки пальцев.

— Тогда чего мы сидим? — спросил я его.

Пашутин бросил на меня недоуменный взгляд, словно не веря в мои слова.

— Ты предлагаешь пойти прямо сейчас?

Я согласно кивнул головой. Он как-то по-особому посмотрел на меня, потом зло усмехнулся и воскликнул:

— Свершим святую месть! Око за око, зуб за зуб!

В его словах не было пафоса, а только неутоленная ярость. Сейчас он напоминал не человека, а палача, готового пролить сколько угодно крови для утверждения справедливости.

— Тогда давай готовиться.

Публичный дом мадам д`Оранже был похож праздничную елку из-за обилия цветных лампочек, развешанных гирляндами на фасаде здания. Пройдя мимо дома, Пашутин свернул за угол, после чего провел меня к арке проходного двора, расположенного наискосок дежурного входа в бордель. Нам хорошо было видно, как под неяркой лампой в жестяном абажуре, висевшей на козырьке над дверью, стоял охранник, засунув руки в карманы пальто. Его лицо выглядело бледной размытой тенью из-под полет шляпы, но я не сомневался, что он настороже и внимательно наблюдает за всем происходящим на улице. Время от времени он оглядывался по сторонам, переступал с ноги на ногу и ежился, поводя широкими плечами под толстой тканью пальто. Ветер, гуляющий по проулку, был холодный, сырой и резкий, пронизывающий до костей. Спустя какое-то время охранник достал часы и посмотрел время.