Цепной пес самодержавия (СИ)

Узнав о вступлении в войну Америки, немецкий народ словно очнулся, по стране волной прокатились стачки, забастовки, демонстрации. Ответом кайзера стали виселицы и расстрелы. Это должно было напугать германский народ, привести его в чувство, вернуть к дисциплине и покорности, но все получилось с точностью наоборот. В Гамбурге и Дрездене чуть ли не одновременно вспыхнули вооруженные восстания. Если в портовом городе с рабочими плечом к плечу стали военные моряки, то в Дрездене к городскому люду примкнули солдаты. Спустя неделю мятежи были подавлены войсками, но народ истерзанный войной и голодом не хотел успокаиваться. Кайзер, не смотря на доводы своих советников и приближенных, никого не желал слушать, продолжая фанатично верить в то, что Германия станет победительницей в этой войне, а значит, хозяйкой мира. Единственным способом успокоить германский народ, и сесть за стол переговоров с противниками было низложение германского императора. Это и было сделано в августе 1918 года, после чего было введено временное правительство. Несмотря на подписанный мир, Германия до сих пор напоминает кипящий чайник. Правые и левые, коммунисты и анархисты до сих пор воюют между собой за власть, как на трибунах, так и на поле боя. Из страны началось повальное бегство. Немецкие ученые, специалисты в различных областях знаний, заводчики и финансисты устремились в сытую и благополучную Россию, отдавая за приют свои таланты, знания и деньги.

Снова скользнув взглядом по ясному голубому небу, я неспешно огляделся вокруг. Распахнутый настежь громадный ангар, рассчитанный на четыре самолета, был окружен забором, поверх которого была намотана колючая проволока. Будка с часовым у ворот, вышки с солдатами по углам. Это был полигон — аэродром для обкатки самолетов, выпускаемых вторым авиационным заводом России, расположенным в окрестностях Петербурга. Его корпуса можно было разглядеть за забором полигона.

У ворот ангара сейчас стояла небольшая группа из пилотов и механиков, которые задрав головы, наблюдали за полетом. Недалеко от них под навесом сидел телефонист, рядом со своим аппаратом. Около него, в тени, стояли и о чем-то разговаривали прапорщик охраны и один из летчиков. Пилот, Роман Горов, был в кожаной куртке, которую расстегнул по случаю теплой погоды, а в руке держал кожаный шлем. Он первым начал демонстрацию сил военно-воздушного флота Российской империи перед царем со свитой и сопровождавшими его послами. Час тому назад он показал, что может сделать штурмовик с пехотой и техникой противника. После его двух заходов на мишени, очереди из двух тяжелых пулеметов и бомбы сравняли с землей боевые порядки условного противника. Гордый вид молодого летчика неожиданно вернул мои мысли к событиям полуторагодичной давности.

Самое интересное, что для ее развития авиации в России не потребовалось много усилий. Ей просто не хватало двух элементарных вещей: хорошей и четкой организации дела и денег, так как энтузиастов и светлых умов было в изобилии. Спустя пять месяцев работы бюро прошел испытания новый двигатель, имевший два больших плюса. Большую мощность и сравнительно небольшой вес. Именно его поставили на первую партию истребителей. Спустя несколько месяцев в его конструкцию были внесены существенные изменения, и из авиаконструкторского бюро вышла новая двухмоторная модель, для военных и гражданских нужд. Позже были построены тридцати шести местный пассажирский самолет и штурмовик с двумя мощными пулеметами и бомбовой нагрузкой. Со своей стороны я внимательно следил, чтобы деньги, направленные на разработку новой техники, никоим образом не уходили на сторону.

Мысли неожиданно были оборваны радостными криками свиты, окружавшей Николая II, которыми они сопровождали появление из ангара двух новых истребителей. На этой паре стояли совершенно новые моторы. Они ловко вырулили из ангара, а затем, один за другим взлетели в небо. Настолько это вышло у них слаженно и ловко, что в свите императора, вместе с восторженными выкриками раздались аплодисменты, которые чуть позже подхватили в группе послов и военных советников. Я бросил на них косой взгляд. Не нравиться господам. Ох, как не нравиться! Особенно японцам, которым совсем недавно указали на место. Стоило мне о них вспомнить, как я невольно бросил взгляд на японского посла. Тот сейчас что-то сердито выговаривал своему атташе, а тот только коротко кивал головой.

«Что? Не нравиться… — но додумать эту мысль, мне не дал звонок полевого телефона. Телефонист рывком снял трубку, с минуту слушал, потом вскочил и начал рапортовать офицеру, затем все трое повернулись в мою сторону. Сердце дрогнуло. Неожиданно Роман что-то сказал прапорщику, а сам быстрым шагом направился в мою сторону. Я не выдержал и пошел ему навстречу.

— Сергей Александрович, с вас бутылка! — громко и весело сказал он, подходя ко мне. — У вас сын родился!

Своим поведением и громким голосом он неожиданно привлек к нам все внимание. Но мне было наплевать.

— Что еще сказали?! — нетерпеливо выкрикнул я.