Цепной пес самодержавия (СИ)

Адъютант открыл дверь, но наткнувшись на недовольный взгляд обедающего начальника Генерального штаба Эриха фон Фалькенгайна, сразу вытянулся по стойке «смирно».

— Господин генерал, вас просит к телефону Его императорское величество!

Начальник штаба отложил вилку, затем снял и отбросил салфетку. Ничего не предвещало подобного звонка и все же что-то случилось. Где-то внутри, под сердцем, появилось, и сразу начало расти липкое и холодное чувство тревоги.

«Что?! Что случилось?!».

Войдя в свой кабинет, он поднял трубку.

— Я слушаю вас, ваше императорское величество.

— Час тому назад, я нашел на своем столе в кабине лист бумаги. На нем начертана одна фраза, — кайзер говорил вроде спокойно, но в его голосе звучало свитое в тугую спираль напряжение. — Грядет год 1918, а следом три восклицательных знака.

Мысли генерала заметались. Опять этот русский оракул! Еще в прошлую встречу с кайзером, когда они обсуждали неудавшееся покушение Богуславского и пришли к выводу, что он крайне опасный человек, он хотел посоветовать императору, плюнуть и забыть о русском оракуле, но не смог. Даже не из-за боязни, а из дисциплинированности, почитания и веры в его избранность. Теперь оракул снова напомнил о себе! Он говорит о том, самом первом, предсказании. 18 год. Отставка кайзера и падение Германской империи! Это намек на… Нет! Восклицательные знаки прямо говорят о беде!

Генерал успел все это прокрутить у себя в голове за считанные секунды и уже собрался говорить, как до него дошло, что письмо само оказалось на столе императора. Но ведь все письма до этого шли только через него! Письмо пришло прямо к императору. С явной угрозой! Именно ему! Теперь понятно его волнение…

— Ваше величество! А кто принес письмо?!

— Никто. В течение последнего часа были допрошены все, кто находился во дворце. Все, без исключения! Кроме того, это не письмо, а просто лист бумаги с одной строчкой.

Генерал сначала растерялся, а затем неожиданно испугался. Неизвестно откуда в кабинете кайзера появился лист бумаги, а затем неизвестно откуда прилетит пуля…

— Ваше императорское величество, отдайте приказ об усилении мер охраны!

— Уже приняли, но спокойным я себя почему-то не чувствую.

— Разрешите мне вам кое-что сказать, ваше величество?

— Для этого и звоню, Эрих. Мне нужен твой совет.

«Это его почти дружеское обращение, говорит о том, что он не только крайне взволнован, но и вне меньшей степени испуган».

— Ваше величество, может дать ему понять, что мы не хотели ничего плохого. И попросить… гм… его совета, чтобы избежать… — генерал чувствовал себя неловко за просительный, столь несвойственный ему тон, но поделать с собой ничего не мог.

— Генерал, вы понимаете, что говорите?! — перебил его слова и мысли, раздавшийся в трубке, резкий и злой голос императора.

— Извините, ваше императорское величество! Такое больше не повторится!

«Напыщенный и самоуверенный индюк! — вдруг неожиданно подумал генерал, который раньше старательно не допускал подобных мыслей, и ему от этого стало легче.

В следующую секунду трубку на другом конце провода положили. Генерал, не сдерживая себя, швырнул трубку на рычаг, потому что внутри него все ходило ходуном.

«Только о себе думает, этот надутый фазан! А о том, что произойдет в 18 году, кто подумает?! Кто, спрашивается?! Майн гот! Если русский прав, то о том, что случиться с Германией, знают только два человека! Если император ничего не предпримет, то… всему конец! Империя рухнет! Надо что-то придумать. Но что?!».

Эпилог

Я стоял на краю летного поля и смотрел, как истребитель выделывает в воздухе различные фигуры. Рядом со мной стоял штабс-капитан Роднин, командир воздушного отряда истребителей. Плотный, коренастый пилот, прошел германскую и австрийскую войну, заработав два ранения и два креста, потом какое-то время преподавал в школе пилотов, а затем снова вернулся к летной работе.

— Степанченко — молодец. Молодой, а авиатор из него… Одним словом, талант. И с погодой нам повезло, Сергей Александрович.

Погода четвертый день, всем на удивление, стояла теплая и солнечная, что было довольно неожиданно для весны в пригороде Петербурга, когда в любой момент ветер мог измениться и притащить с собой свинцовые тучи с холодным, секущим дождем.

— Спорить не буду, Павел Андреевич. Ваш подпоручик — авиатор, скажем так, от бога, — я отвел глаза от самолета и повернулся к нему. — Когда едете?

— Самолеты уже приняли. Сегодня показ закончим, день на отдых — и на службу! — он хитро усмехнулся и скосил глаза на толпу иностранных дипломатов и военных атташе. — Будем на Дальнем Востоке узкоглазых обезьян пугать!

Я улыбнулся в ответ, так как знал, что он имел в виду. Японцы. Именно из-за них сейчас проходила демонстрация военно-воздушных сил Российской империи. Когда военная авиация стала только формироваться, я подкинул императору это название. Оно ему понравилось, и в дальнейшем было официально закреплено указом.