Честно говоря, мне так и не удалось понять ее аналогии. Пру вперед, как тот ледокол и не обращаю ни на кого внимания? Или именно на нее?
— Гм! Разное приходилось о себе слышать, но сравнение с ледоколом, явно для меня новое.
Девушка покраснела.
— Господи, что я говорю! Извините меня, пожалуйста! Я пыталась сказать… Просто извините меня! Все никак не могу отойти от того ужаса!
— Ничего страшного. Знаете, я хорошо понимаю вас, потому что, в свое время, мне пришлось пережить не менее страшный кошмар. Причем, он длился не минуты или часы, а… Знаете, давайте поговорим о чем-нибудь другом, более приятном. Хорошо?
Некоторое время она испытующе смотрела на меня, явно желая слушать продолжение, но потом вдруг сказала: — Вы не поверите, но я вам в какой-то мере завидую.
— Мне? Почему?
— Вы, с вашей волей и внутренней силой, не стали бы сутками бороться с этим кошмаром, а задушили бы его в мгновение ока, — немного помолчав, добавила. — Пожалуйста, не обижайтесь на меня за то, что я сравнила вас с ледоколом. Просто не знаю, что на меня нашло!
— Ледокол — это нечто громадное и гудящее в тумане, — я решил сказать какую-нибудь глупость, надеясь, если не развеселить, то хотя бы отвлечь девушку от мрачных мыслей. — Даже как-то странно нас сравнивать, тем более что обычно я кажусь себе большим, добрым, плюшевым медведем. Правда, есть сходство?
— Вы?! Похожи… на игрушечного медведя? — удивление прошло, и в ее глазах загорелись веселые огоньки. — Плюшевый медведь?! Ой, не могу! Ха-ха-ха!
Закончив смеяться, она расслабилась и уже с каким-то лукавством в голосе спросила: — Вы когда ворвались туда,… то крикнули нечто странное, но эти слова мне почему-то врезались в память. «Светлана Михайловна, закройте глаза и постарайтесь расслабиться! А вы, господа, получайте удовольствие!». Почему вы так странно сказали?
Теперь у меня появилось желание засмеяться, и я с трудом подавил готовый вот-вот вырваться смешок.
— Гм! Да просто… случайно вырвалось. Не спрашивайте, потому что уже сам не помню, к чему это все сказал.
Не объяснять же девушке начала двадцатого века смысл пошлого анекдота из будущего, каким-то образом всплывшего у меня в памяти в тот самый момент. Все же женским чутьем она уловила скрытую подоплеку в моем оправдании, естественно, приняла ее на свой счет и смутилась. Мне как галантному кавалеру снова пришлось прийти на помощь.
— Как ваша школа, Светлана Михайловна?
— Сегодня, второй день как пошла на занятия, а так сидела дома, — при этом было видно, что она отвечает мне автоматически, явно думая о чем-то другом.
— Как поживает отец Елизарий?
— Хорошо, — ответила она, а уже в следующую секунду неожиданно спросила меня. — Вы же тогда… видели меня?
При этом вопросе ее щеки стали наливаться краской.
«Так вот в чем дело. Видел ли я ее стройные ножки?».
— Отрицать не буду, — постарался я ответить как можно более официальным тоном, без какого-либо намека на игривость.
— Вы, потом, ту фразу сказали,…уже на улице. Наверно, хотели ободрить меня, дать прийти в себя. Да?
— Конечно, мне хотелось вас встряхнуть, но при этом я не мог не подчеркнуть совершенства вашей фигуры.
Несмотря на изящную обтекаемость фразы, девушка покраснела, как маков цвет и опустила глаза.
«А ведь мог остановиться на первой половине фразы. Что теперь ждать?».
Ответ на мой мысленный вопрос оказался неожиданным. Девушка резко подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и вдруг сказала: — Ведь я вас толком так и не поблагодарила! — затем приподнявшись на цыпочках, неожиданно закинув мне руки за шею, обняла, поцеловала, потом так же порывисто и резко отступила на два шага, не поднимая глаз. Несмотря на быстроту и неожиданность, я все равно мог поклясться, что когда наши взгляды встретились, в глубине ее зеленых глаз плясали озорные бесенята.
«Ух, ты! Не ожидал!».
Только я так подумал, как внизу громко хлопнула дверь, и раздался громкий голос хозяина дома: — Аглая! Я пришел! Как там наш ужин?!
Девушка, услышав голос отца, занервничала и торопливо сказала:
— Извините меня, Сергей Александрович. Вы с отцом пока поговорите, а я позже приду.
— Хорошо, Светлана Михайловна. Буду вас ждать.
Она развернулась и пошла, слегка покачивая бедрами с чисто женским изяществом, заложенным самой природой.
«И дети у нее будут такие же красивые, как их мама, — глядя ей вслед, подумал я и вдруг почувствовал нечто похожее на смущение, чувство, которое у меня уже давно атрофировалось. По крайней мере, я так считал до этой секунды.
Глава 8
Порядок наших отношений с государем после Кронштадтского мятежа внешне не претерпел никаких изменений, но при этом не остался прежним. Я искренне переживал за то, что случилось, и работал как проклятый, чтобы хоть как-то исправить свою ошибку. Государь это видел.