Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером

Со щелчком фары погасли. Только тлели два оранжевых легких круга. Опустился мрак, основное место в нем занял шум приливной тяжелой волны. Шум накладывался на шорох подошв.

— А зачем нам его допрашивать? — сказал от машины второй мужской голос. — Если Тамара говорит, что сама поселила его в верхней комнате, убить его и все, и поедем… — Его силуэт перекрыл остывающий оранжевый круг. Последовал отчетливый, громкий зевок: — Спать пора.

— Да, я Николай, — он старался говорить, как только мог, четко. — Но вы можете называть меня Ник.

— Если хочешь, Тамара, я его сам зарежу, — сказал второй мужской голос. — Тихо-тихо, как барашка. Он никому ничего не скажет.

Все это говорилось по-грузински, и Ник сперва подумал, что это говорится так, чтобы он не понял, но через секунду сообразил: Тамара-то обращается непосредственно к нему. Понятно, она встретила их с матерью во дворе и должна помнить, что он владеет языком. Может быть, Мира говорила, что он знает много языков.

— Русский мальчик — это не наш мальчик! — сказала Тамара.

Зрение постепенно восстанавливалось, глаза адаптировались к темноте. Лицо Тамары оказалось так близко, что видно — ресницы дрожат. Губы слегка растянулись — улыбается. Только теперь он почувствовал ее запах, это не было запахом пота или духов, скорее это было запахом моря.

— Наш мальчик в четырнадцать — уже боевая единица, — сказала она, непонятно к кому обращаясь. — Русский мальчик в семнадцать — еще понос!

Он ощутил ее теплую руку у себя на подбородке и сквозь тьму увидел белое пятно ее левой щеки. Она дышала в его приоткрытые испугом губы. Он впитывал ее запах.

— Не бойся, малыш, — сказала она все так же по-грузински. — Ты понимаешь, мы чуть-чуть ошиблись! Сейчас тебе лучше пойти домой!

— Куда — домой?

С трудом он подавил в себе желание прикоснуться своей щекой к этой щеке, потереться кожей о кожу, воткнуться ноздрями в этот соленый, шумящий запах приливной волны.

— Я живу в Москве!

Белое пятно щеки шагнуло назад. Тамара взяла его за руку. Так можно было взять за руку действительно ребенка. Теплые пальцы сдавили его руку. Сердце ударило больно, и он подчинился.

Она потянула его и вывела сквозь открытые ворота.

Неприятно чмокнуло за спиной, прошелестело. По этому звуку Ник догадался: один из мужчин вырвал из земли воткнутую винтовку и, вероятно, направил острие штыка ему в спину.

— Его нельзя отпускать, — сказал предполагаемый Зураб. — Он видел здесь все…

— Ничего он не видел, — неожиданно властным голосом обрезала Тамара, она ослабила хватку на его руке и легонечко кончиками ногтей пощекотала ладонь. — Правда, малыш, ты ничего не видел?

— Нет, ничего не видел, — сказал Ник.

Совсем недалеко, внизу под холмом, над гладкой глиняной поверхностью дороги светились несколько подвесных ламп. Можно было даже разглядеть металлический синий кружок указателя с изогнутой стрелкой посередине. Направление было понятно.

— Иди! — она выпустила его руку и подтолкнула.

— Нет!

Он чувствовал, как поднятая винтовка гуляет в воздухе, как холодный штык на расстоянии нескольких коротких шагов осторожно прицеливается между лопаток. Страх вернулся, захотелось бежать, и Ник сдавил в темноте кулаки.

— Почему нет? — спросила Тамара.

— Я не могу вас так оставить.

— Меня? — удивилась она. — Что ты, интересно, подумал? — опять ее лицо было близко, и опять можно было разглядеть улыбку.

Ее запах, ее застрявшая в мозгу усмешка, ее глаза, ее нога в высоком сапоге, отбивающая легкий такт… Она была рядом, и он не мог оторваться от нее вот так сразу. Он придумал ее всю за секунду и понял, что влюбился. Нужно было основание, и он придумал также, что она в опасности. Что эти пастухи прямо сейчас расправятся с нею только за то, что она отпустила его. Все это была лишь игра. Очень опасная, но захватывающая игра, таким образом Ник заставил себя какое-то время стоять на месте. Он не кинулся бежать.

— Все правильно! — сказал он. — Вы уверены, что они ничего вам не сделают?

— Почему они должны мне что-то сделать?

— За меня!

Ему вовсе не хотелось этого напряжения. Ему хотелось спуститься к морю, и чтобы она, не задавая больше глупых вопросов, пошла с ним. Присесть там рядом с ней на песок, помолчать, а потом спросить про школьные костюмы и ржавые винтовки, именно ее спросить, зачем? Он не хотел знать ответа на этот вопрос, в общих чертах он и так знал ответ, ему просто доставило бы удовольствие именно ее спросить об этом наедине. Ему показалось, что так он смог бы приблизиться к ответу на другой, более важный вопрос.

— Ты хочешь меня защищать?

— Да. Я не привык бросать женщин в обществе вооруженных мужчин.

— Не бойся! Они не причинят мне зла, — она засмеялась и опять слегка подтолкнула его. — Беги!..

Когда он медленно, сдерживая себя от быстрого шага, уже двигался по шоссе, она крикнула вдогонку:

— Ты насмешил меня, мальчик! Спасибо… Возьми свою мать, и сразу уходите из дома. Прошу тебя… Ты мне понравился, я хочу, чтобы ты остался жив.

Последнюю фразу Тамара крикнула уже по-русски.