Цербер

- Ты же мне их теперь упакованными будешь доставлять. Положена ленточка с красивым бантом.

- Вот вы все шутите, шеф, а поглядели бы, чего он вытворяет. Я его на этом и взял. Там целая толпа собралась.

Сегодня Гошин день не заладился. С утра тетя Неля обнаружила остатки тары, которую, конечно же, никакой знакомый не захватывал, потому что его попросту не было, а Гоша ликвидировать забыл. На правах хозяйки тетя Неля реквизировала бутылку бренди, в которой еще оставалась добрая половина.

Ладно бы так, Гошу теперь эти вопросы не волновали, но, употребив по назначению свою репарацию там же, на месте, тетя Неля сделалась излишне шумной и разбудила Гошу при помощи рук и даже ног. Ее интересовали источники Гошиного изобилия. Конкретней: что именно из дома Гоша загнал. Пьяная тетя Неля становилась нестерпимой. Гоша, отойдя в туалет, прислал себе утренние граммчики и решил, что пора претворять в жизнь намеченные вчера на трезвую голову планы.

Он прожевал присланный себе же огурчик, а всю банку поставил на стол на кухне, не обращая внимания на возмущение тети Нели, которое все никак не перерастало в благодарность.

"Больше я к тебе не вернусь, - сказал Гоша гордо. - Прощай, тетя Неля, и спасибо за все. Может быть, когда-нибудь тебе будет стыдно, и ты еще пожалеешь".

Он сказал так, не совсем понятно, и ушел.

Он мог бы оставить тете Неле несравнимо более ценную память по себе, чем восемьсотграммовая банка итальянских маринованных корнишонов и свой неизвестно где заныканный паспорт, но Гоша не терпел, когда на него кричали. Он этого просто не переносил.

- Да, не переношу, - сказал Гоша, встав, как нескладная жердь, посреди этой странной квартиры со странными людьми, куда привел его, бесцеремонно ухватив за рукав, не менее странный рыжий человек в каскетке.

Тезка-Мишка вынул субъекта Гошу из кучки обычных вьющихся на его любимом месте таких же субъектов. По дороге от тети Нели Гоша то ли с горя, то ли от обуявшей лихости дважды вызывал себе "граммчики". Поэтому, прибыв, не вспомнил свои разумные намерения, а с ходу предложил какому-то смутно знакомому пари, что запросто доставит вот сюда, прямо на этот пятачок часовую стрелку с Кремлевских курантов.

Мишка угадал в момент, когда к Гоше, оравшему:

"Теперь веришь?!", вылетел парень из ларька, содержимое чьей витрины частью стояло на одноногом столе между Гошей и обомлевшим собеседником, а частью валялось вокруг.

Остальные субъекты еще стояли с разинутыми ртами, когда все испарилось на ту же свалку, - а Мишка, распознав в гомоне "граммчики", засовывал Гошу в свои "Жигули" тринадцатой модели, которые были у него запасные. Гоша удивлялся, но не протестовал. Ему требовалась родственная душа, все равно какая.

- Что же он такое вытворяет?

- Точно не скажу, шеф, но "граммчики" - это он, можете не сомневаться.

- С чего ты взял, что он - третий? - спросил Павел, разглядывая Гошу, как редкую птицу, на которую Гоша, кстати, смахивал. Запросто уселся за их стол и даже сам себе налил кофе. По случайности попал в бокал Павла, и, когда попробовал, брови на его худом и унылом лице поползли вверх.

- Ах, ну да, - сказал Павел, - ОНА. Чем же знаменит наш новый друг?

- Егор Кузьмич. - Михаил присел с Гошей рядом, тогда как Елена Евгеньевна, наоборот, отодвинулась в самый угол софы. - Можете не беспокоиться, вы среди друзей. Угощайтесь, чем Бог послал, не обессудьте за скудный стол, у меня, сами видите, небольшой... ремонт.

- Он же переезд, - вставил Павел. - Или потоп с пожаром. Минька, в магазин мальчугана пошли, уж открыто. Такую ораву закусками не прокормишь.

- Пожалуйста, - хмуро заявил тезка-Мишка, надувшись за "мальчугана", - я могу. Только вы лучше этого попросите... Кузьмича. Он вам запросто.

- Что надо? - начал Гоша и сам себя перебил: - Нет, сперва...

- Ай! - вырвалось у Елены Евгеньевны. Ей, сидевшей сбоку, удалось поймать самый момент возникновения "граммчиков" из ничего.

Остальные просто увидели, как Гоша развел ладони, а под ними стоял пластиковый порционный стаканчик.

- За знакомство, - сказал Гоша.

- Ну, я попал! - Тезка-Мишка длинно, с поворотами и вывертами выматерился, одновременно страшно копаясь за пазухой. - Шеф, отпусти меня! Бога ради, сам грешен, святым крестом клянусь - никому! В монастырь уйду, грехи замаливать!.. Нынче же вечером...

Он бухнулся на колени, вытянув перед собой крестик на суровом гайтане.

- Прекрати комедию! - рявкнул на него Михаил. - Что это тебе - театр? Встань, сядь сюда, и чтобы я тебя не видел и не слышал!

- Однако это становится забавным, - медленно сказал Павел, наблюдая, как Гоша приканчивает граммчики.

Михаила в этот момент больше интересовала реакция Елены Евгеньевны. После "ай!" она не издала ни звука, смотрела на Гошу без боязни, с одним только тревожным любопытством. Ее прекрасное лицо казалось посеревшим от усталости.

- Все это очень интересно, Егор Кузьмич, - сказал он Гоше, - а что еще вы можете?

- А чего хочешь! Что надо - то и могу. Вот... - И на столе появились разноцветные бутылки с ликерами. Две, вставши криво, завалились и разбились бы, не подхвати их Павел.