– Мы с Цербером будем тебя навещать, – сказал он, а потом подумал, как на самом деле звучит его дурацкое обещание и добавил: – До тех пор, пока ты не очухаешься.
– Ты должен мне пообещать! – Лера вперила в него требовательный и одновременно упрямый взгляд. – Обещай!
– Конкретизируй. – Ох, и не нравилась Мирону ее решимость.
– Я буду стараться. – Она перешла на шепот. – Я буду делать все, что от меня зависит, чтобы выкарабкаться. – Легким взмахом руки она вернула мертвые розы к жизни.
– Правильный настрой, – похвалил он.
– Но, если у меня ничего не получится, ты не станешь меня держать там, в реальном мире. – Теперь в ее голосе была мольба, и ожившие было розы снова поникли. – Я не хочу оставаться овощем! – добавила она зло.
А Мирон вдруг тоже разозлился. До покалывания в солнечном сплетении, до белых мух перед глазами!
– Как?! – Заорал он. – Как я, по-твоему, должен буду поступить?! Там, в реальном мире, ты не на аппарате, детка! Тебя не вырубишь, выдернув штекер из розетки! Предлагаешь придушить тебя подушкой, чтоб не мучалась?! Так я тебя разочарую! Я врач, меня учили людей спасать, а не убивать!
Наверное, он орал бы еще долго, если бы крик его не заглушил грозный рык. Цербер вскочил на ноги, шерсть на его загривке ощетинилась черными иглами, а в глазах полыхало красное пламя. Наверное, он орал бы еще очень долго, рассказывал про клятву Гиппократу и прочую деонтологию, если бы не напоролся на Лерин взгляд. Вот именно напоролся, налетел с размаху, как упырь на осиновый кол. Сделалось вдруг больно, прямо там – в солнечном сплетении. Но больно не за себя, а за нее, за вот эту идиотскую истерику, за собственный страх. Он ведь тоже боялся, просчитывал вероятности и понимал, что случиться может всякое. Признаваться себе не хотел, прятал страх за дурашливостью, отвлекался на ловлю упырей. Он готов был делать что угодно, кроме самого важного. Он должен был ее защищать и успокаивать, а вместо этого лишил надежды.
– Ты прав, Мирон, – сказала она очень тихим и очень ровным голосом. Словно бы он уже выдернул штекер, словно бы уже отключил ее от розетки. Ее тихий голос почему-то заглушил все остальные звуки, даже рычание Цербера. – Тише-тише. – Она выбралась из кресла, обеими руками обхватила призрачного пса за шею. – Не злись на него. Он не сделал ничего плохого.
Вот только Цербер не злился. Если бы он злился… В рычании его не было угрозы, а было предупреждение. Мирон вскочил на ноги:
– Что? Ты что-то почуял? За ней кто-то пришел?
Цербер мигнул утвердительно. Тело его завибрировало и начало терять четкость. Теперь Лера обнимала не черного пса, а черного призрака с черепом вместо головы. Обнимала пару мгновений, а потом Цербер исчез.
– Лера, – Мирон сжал ее плечи, заглянул в глаза. – Лера, мне тоже нужно уйти. Выпусти меня.
– Там что-то происходит? Кто за мной пришел?
– Все будет хорошо. Выпусти меня.
– Иди, – сказала она так тихо, что он едва расслышал. – Я тебя отпускаю.
Этого хватило, чтобы получить права админа в ее сне и начать действовать. Этого не хватило, чтобы уйти без объяснений.
Он не стал объяснять, он просто ее поцеловал. Власти админа в чужом сне хватило на то, чтобы почувствовать вкус ее холодных губ и ее злых слез. Так себе объяснение, но какое есть.
– Я вернусь, – сказал он, разжимая онемевшие пальцы. – Я вернусь, и мы поговорим. Обещаю.
Она ничего не ответила, она сосредоточенно смотрела прямо перед собой, и в воздухе между ней и Мироном распускался смертельно красивый и смертельно опасный огненный цветок. Захотелось вдруг сорвать этот цветок. Плевать на ожоги, которые, наверняка останутся и в реальной жизни. На все плевать! Пусть она знает, что он не слабак…
Мирон протянул руку к извивающемуся, оплетающему Лерино запястье стеблю, но в тот самый момент, когда пальцы почти коснулись острых, как пики листьев, цветок просыпался к Лериным босым ногам мириадами искр.
– Иди, Мирон, – сказала Лера, а потом, когда он уже почти отчаялся, добавила: – Я буду тебя ждать.
Из Лериного сна он выпал мягко, почти без головной боли и тошноты. Один судорожный вдох – и вот он уже не в каминном зале, а в крошечной комнатушке, готов к бою, подвигам и прочей дурости. И соображал он тоже довольно быстро, потому что первым делом осмотрелся в поисках Цербера. Не нашел. Призрачного пса нужно было искать не здесь, а рядом с его хозяйкой. С телом хозяйки.
В каком-то смысле Мирон сейчас тоже чувствовал себя верным псом, не таким грозным, как Цербер, но таким же решительным и готовым к действию. Наручные часы показывали полночь, время, когда кареты превращаются в тыквы, а упыри выходят на охоту на невинных и беспомощных жертв. Ничего, он тоже готов к охоте. Приготовился загодя.
Мирон вытащил из-под кровати осиновый кол. Он сделал его своими собственным руками еще вечером. Специально спускался в овраг в поисках подходящей осины, специально заострял ее стянутым из ординаторской столовым ножом. Получилось, что получилось. Оставалось уповать на то, что фольклор не врет, и вампира можно убить осиновым колом.