– Какая встреча! – сказал Мирон и сделал шаг к ней навстречу. Снег под его ногами таял, а каменные плиты нагревались. – Очнулась, спящая красавица?
– Мы знакомы? – она посмотрела на него удивленно. Глаза у нее были синими-синими, со снежными искрами на дне зрачков.
– Я с тобой точно знаком.
– Не помню. – Она пожала плечами, а потом потрогала кончиками пальцев свой бритый затылок. – Кажется, я перебрала с коктейлями. – В голосе ее была растерянность.
– Кажется, не только с коктейлями. – Мирон встал напротив, посмотрел на девчонку сверху вниз. – Как тебя зовут?
Это был важный вопрос, потому что надо же ему ее как-то называть.
– Я Лера, – ответила она сразу же, без запинки. Это хорошо, значит, ретроградной амнезии у нее нет. – А ты кто такой?
– Я? – Мирон усмехнулся. – Я Мирон, твой лечащий врач.
Заявление это должно было произвести на нее впечатление, но отнюдь не то, которое произвело. Она вдруг хихикнула.
– А что такое? – спросил он, уже чувствуя, но еще не до конца понимая, в чем подвох.
– С каких пор лечащие врачи приходят к пациентам в трусах?
Мирон окинул себя быстрым взглядом и чертыхнулся. Так и есть – в трусах! Но пасовать перед какой-то девчонкой, перебравшей коктейлей, он не собирался, поэтому сказал:
– Ты, знаешь ли, тоже не в бальном платье, Лерочка. Посмотри, если не веришь.
Лерочка посмотрела, провела ладонью по обтянутой вытертой фланелью коленке, нахмурилась.
– Ничего не понимаю.
– Я тоже, – признался Мирон.
– Что за хрень?! – Она убрала руку с коленок, потеребила вытянутый ворот халата, потом скользнула ладонью по бритой макушке. – Что со мной? – спросила испуганно. – Почему на мне эта хламида? Где мои волосы?
Все ясно: пациентка очнулась, но еще не осознала случившееся. Так бывает.
– Ты попала в аварию, Лера. – Мирону нравилось, как звучит ее имя. Куда лучше, чем Джейн Доу. – Провела в коме почти две недели. Тебе сделали две операции, поэтому голову пришлось обрить.
– Бред! – Она мотнула бритой головой, раздраженно взмахнула руками. Загремела уходящая в темноту цепь, а возмущенный крик подхватило эхо. – Ты говоришь ерунду, доктор в трусах!
– Я-то хоть в трусах, а ты вообще без трусов, – огрызнулся он. – В реанимации, знаешь ли, не положено. Даже халатики вот эти убогие не положены!
И вот тут к Мирону пришло осознание, яркое и жаркое, как июльский полдень. Все это ненастоящее! Нет ни замка, ни холода, ни девчонки Леры. А в трусах он потому, что спит в своей кроватке и видит сон. Такое вот осознанное сновидение на зависть адептам Карлоса Кастанеды!
– Ок, расслабились, – сказал он и уселся напротив девчонки. – Все в порядке, ты мне снишься!
– А ты мне? – тут же спросила она.
– А вот этого я не знаю.
– Я такой сон не заказывала. – Лера покачала бритой головой. Версию со сновидениями она приняла как-то сразу и безропотно. Или это мозг Мирона ее принял.
– Уж, какой есть. – Он пожал плечами, а потом спросил: – Чем ты там все время гремишь?
– Я?! – Она растерянно посмотрела на цепь в своей руке. – Что это?
– А мне откуда знать? – Сон был забавный. Мирону он даже начинал нравиться. Вот бы еще с девицы снять это казенное барахлишко. А то как-то нечестно получается: он в исподнем, а она в халатике.
– Это же твой сон. – Она вперила в него взгляд своих синих глаз, а потом сказала: – Или все-таки мой?
И в этот самый момент сон изменился. Казенное Лерино барахлишко трансформировалось в черную маечку и синие джинсы.
– Значит, все-таки мой? – Она сощурилась.
Заподозрив недоброе, Мирон сказал:
– Мне, пожалуйста, тоже джинсы. Рубашку можешь не изобретать, любуйся моим голым торсом.
Лера хмыкнула, а Мирону вдруг сделалось щекотно. Он скосил взгляд вниз и застонал, обнаружив набедренную повязку из перьев.
– Вертай все взад! – Сказал он строго.
– А то что? – спросил Лера. – Что ты мне здесь сделаешь?
– Здесь – ничего, – ответил он честно, – но есть физический мир, и там ты на правах овоща.
– Как это – овоща?.. – Она враз словно бы поблекла. Маечка и джинсы снова превратились в больничную хламиду.
– А так, – сказал Мирон. – Ты в коме, детка! Вот это все, – он снова скосил взгляд на свою набедренную повязку, – не по-настоящему!
– Нет. – Она замотала головой. – Этого не может быть! Я настоящая!
– Тогда почему ты тут? – спросил он. – Посмотри, какая у тебя реальность! Ты сидишь в какой-то выстывшей дыре на цепи!
– Я не сижу на цепи! Это не моя!
– А чья? – снова спросил он. В обычной жизни ему стало бы ее жаль уже в самом начала разговора, но это всего лишь сон, в котором она еще и издевается над самым дорогим – над его мужественностью.
– Сейчас узнаем!
Лера решительно встала на ноги. На ней снова были джинсы и маечка, но на байкерские ботинки фантазии и сил не хватило. Ноги остались босыми, Мирон отчетливо видел черный лак на ее ногтях. Цепь она так же решительно намотала на правую руку, потянула.
– Плохая идея, – сказал он.
– Нормальная идея! – Она дернула на себя цепь. – А ты молчи, а то превращу тебя в тыкву!
– Спасибо, фея-крестная! – Мирон усмехнулся.