— Нет, ваша история уже имеет трещины, если бы семнадцать лет назад меня похитили в четырех летнем возрасте, то сейчас мне должно быть двадцать один.
— Да, все верно так и есть.
— Но этого не может быть, я с рождения живу с папой.
— То, что ты не помнишь первых четырех лет своей жизни, не означает, что этого не было. Я не знаю причины, но жизнь со мной стерлась из твоей памяти и меня это очень удручает. Мне бы хотелось, что бы ты меня вспомнила, как нам было хорошо вместе. Ты была очень талантливой, любила балет и старинные вещи, — Лимея стянула со своих волос заколку и протянула Эве. — Они вызывали у тебя неописуемый восторг. Эта заколка была твоей любимой.
Эванжелинены пальчики скользнули по прохладной металлической поверхности. Но отклика не получила. Ничего, полнейшая пустота в памяти.
— Это смешно, — Эва резко обернулась, швырнув древнюю вещь.
Но Лимея осталась равнодушной, она как будто ожидала чего-то подобного, была чересчур самоуверенна. Как будто для нее было неважно, поверит Эва в ее историю или нет. За нее уже все решили.
— Это могло бы показаться смешным… если бы не было правдой. Сама посуди, как мог взрослый мужчина вырастить в глуши новорожденного, без средств гигиены, без элементарного молока. Ты же знаешь, что новорожденным нужно витаминизированные молочные смеси. Без них примитивному малышу просто не выжить.
Конечно, Эва знала, что новорожденному нужно материнское молоко. Рядом обитала волчья стая, и Эве часто приходилось наблюдать за их жизнью. Но то, что ей самой в нежном возрасте это требовалось, она не задумывалась. А ведь правда, где бы отец их доставал, если она знала, что каждая вылазка в Церебрум таила опасность.
— Я знаю, правду принять сложно, и я не буду на тебя давить.
Будет, еще как будет, подумала Эва.
— Отдохни, подумай, а завтра мы с тобой все обсудим на свежую голову. Одно могу пообещать точно: ты в полной безопасности.
Лимея поднялась, послав Эве нежную улыбку.
— Мне все равно на вашу правду. В Церебрум я отправилась, чтобы найти отца. И вы меня не удержите здесь никакими байками о светлом прошлом и о заманчивом будущем. Пока я не найду то, зачем пришла и пока он сам мне не расскажет, что правда, а что ложь, я вам не поверю.
Эва скрестила на груди руки, показывая что бессмысленный разговор окончен.
— А я не думала, что будет легко, — Лимея поманила Эву пальчиком. — Следуй за мной.
— Я никуда больше с вами не пойду.
— Ненадолго, всего пару минут твоего бесценного времени, — голосом змия-искусителя произнесла женщина и поманила Эву за собой. Охрана тут же расступилась.
Эва непроизвольно сильнее закуталась в черную куртку, до сих пор болтающуюся на ее плечах, когда они оказались в коридоре.
— Я ведь непросто так выделила тебе комнату на медицинском этаже.
Эва только сейчас заметила стерильность коридоров и еле уловимый запах медикаментов, летающий в широком коридоре, по обе стороны от которого располагались стерильные кабинеты, где демоны неспешно выполняли ежедневную работу, не обращая на Лимею и Эву, плетшуюся позади, никакого внимания.
— Прошу, не стесняйся, — она указала на номер над дверьми, — запомни: три тройки, — а после приоткрыла дверь.
Эва осторожно, будто боясь угодить в капкан, приблизилась к Лимее.
— Что там?
Но женщина, приподняв бровки, будто говоря «сама посмотри», посторонилась.
Эва осторожно заглянула в образовавшуюся щель и едва сдержала крик. Обставленный множеством странных аппаратов, издающих мерное попискивание, в закрытой прозрачной капсуле, наполненной посеребренным маревом, лежал ее отец.
Глава 21
— Папа!
Эва вмиг оказалась возле капсулы.
— Папа, папочка! — она шарила руками по прозрачной поверхности, искала сколы, чтобы схватиться за них и открыть ящик. Ее казалось, что отец в ловушке и его нужно немедленно освободить.
— Что вы с ним сделали! Выпустите его немедленно. Как вы вообще могли его туда засунуть, зачем? Почему это коробка не открывается? — она яростно стукнула по поверхности, руку прострелило болью.
— Ну же, зеленый еж, открывайся!
— Эва, не нужно так расстраиваться, — раздался голос Лимеи. — Ты не понимаешь, но эта капсула поддерживает в нем жизнь. Без нее он погибнет.
— Жизнь…?
— Да.
— Но…
— Ты хочешь узнать, что произошло?
Эва, не отрывая глаз от таких знакомых черт, кивнула. Злость стала угасать. Умиротворение, которое читалось на лице отца, передавалось ей и как будто вливало живительную энергию. Она улыбнулась. «Папа, я нашла тебя». Эва внимательно прошлась глазами по его телу, пытаясь через голубое одеяние увидеть увечья. Но, кроме застаревшего шрама на щеке, ранений не было. Его загорелая кожа без бледности и синевы, была ярким свидетельством здоровья. Его закрытые веки подрагивали, как будто он собирался их поднять. Лишь присоски и черная лента, опоясывающая голову, создавали противоречия в спокойном образе.
— Его в бессознательном состоянии доставила группа трапперов несколько дней назад.
— В день, когда я пришла в Церебрум? Значит, Ирма не соврала, когда сказала, что они в него стреляли.